— Спасибо, — глухо сказал я, — за то, что были со мной откровенны.
— Вас зовут Генри? — спросил он с улыбкой.
— Да.
— Она у вас очень храбрая.
Если я не могу пока ее увидеть, размышлял я, тогда надо ехать в полицию. Они просили быть там до четырех, а уже двадцать минут пятого, но, в конце концов, это неважно. Я настолько не привык размышлять категориями того странного темного мира, с которым столкнулся, что совершенно забыл про элементарную осторожность. Переживая за Габриэллу, я как-то упустил из виду, что если уж меня отыскали и попытались убить в далеком пустынном переулке, то, выйдя из госпиталя, я снова подвергаю себя опасности.
Во дворе больницы стояло такси. Водитель читал газету. Я помахал ему рукой, и он, сложив газету, завел мотор и подъехал ко мне. Я дал ему листок с адресом, который получил от карабинеров, он равнодушно поглядел и кивнул. Я открыл заднюю дверь и стал залезать. Он вежливо ждал, чуть повернув голову, пока я устроюсь, затем мягко двинул машину вперед. Выехав из ворот больницы, он свернул направо, на аллею, шедшую вдоль ограды, и, проехав ярдов пятьдесят, остановился. От одного из деревьев, что росли у обочины, отделилась фигура. Человек, резко распахнув дверцу, оказался в машине.
Он свирепо скалился, не в силах сдержать торжества. В руке у него возник револьвер с глушителем.
Малыш Билли.
— Что-то ты, сволочь, задержался, — сказал он.
Я посмотрел на него, стараясь за напускным равнодушием скрыть потрясение. Он же, сунув мне револьвер под ребра, примерно туда, где оставила след пуля, сказал водителю:
— Поторапливайся, Витторио! Его долбаная светлость опаздывает.
Такси поехало, мягко набирая скорость.
— Мы же сказали: в четыре, — широко осклабясь, говорил Билли. — Разве тебе не передавали?
— Мне звонили из полиции, — слабо отозвался я.
— Ты слышишь, Витторио! — захохотал Билли. — В больнице решили, что мы из полиции. Здорово, да?
Я отвернулся к окну.
— Только попробуй, — предупредил Билли. — Только попробуй открыть дверь, сразу получишь пулю.
Я посмотрел на него.
— Да, да, — хохотнул он, — небось не нравится выполнять мои приказания? Ничего, не развалишься. И учти, это только цветочки.
Я не ответил, но это Билли не расстроило. Он сидел развалясь, вполоборота. Его довольная ухмылка застыла, превратив лицо в маску.
— Как птичка?... Мисс как там ее... — Он пошевелил пальцами. — Подружка?
Прежде чем ответить, я немного подумал. Что бы мне подумать раньше!
— Она умерла, — каменным голосом сказал я.
— Ну и ну! — весело отозвался Билли. — Какая жалость! Ты слышишь, Витторио, юбка его сиятельства приказала долго жить...
Витторио кивнул. Все его внимание было сосредоточено на дороге. Он вел машину по боковым улочкам, избегая оживленных магистралей. Я тупо глядел ему в затылок и думал, каковы мои шансы попытаться отобрать револьвер у Билли, прежде чем он успеет выстрелить. Учитывая, что ствол впивался мне в ребра, я решил, что шансы эти равны нулю.
— Ну ладно, ладно, — не унимался Билли. — Скажи, ведь правда я ловко все провернул?
Я не ответил. Краем глаза я заметил, что выражение триумфа уступило на его лице место мстительной злобе.
— Ничего, ты у меня быстро перестанешь задирать нос, — прошипел он. — Ах ты, сучий аристократический потрох...
Я промолчал. Он еще сильнее вонзил мне в ребра ствол револьвера.
— Дай срок, графское отродье, дай только срок...
Мне, собственно, ничего не оставалось делать, как ждать. Такси катило по городу, мы миновали центр.
— Прибавь ходу, Витторио, — сказал Билли. — Мы опаздываем.
Витторио нажал на акселератор, и вскоре город остался позади. Дорога резко свернула налево, потом — направо, потом мы снова оказались на прямом отрезке, и я с удивлением увидел взлетную полосу аэропорта Мальпенса. Мы подъехали к нему сбоку, по дороге, что вела к грузовым воротам.
Самолет «ДС-4» стоял на площадке, по-прежнему готовый забрать в Англию четырех кобыл. Витторио остановил машину в пятидесяти шагах от него.
— Ну а теперь, — сказал мне Билли, снова любуясь собой, — слушай меня внимательно и делай, что велю, иначе я проделаю в тебе отверстие. Я не шучу. — В этом я как раз и не сомневался. — Иди прямо к самолету, потом по настилу в самолет, а там в сортир. Понял? Я буду идти за тобой в двух шагах.
Я был сбит с толку, но в целом даже доволен поворотом событий. Я не предполагал, что поездка в такси закончится так мирно. Молча я открыл дверцу и вылез. Билли быстро протиснулся вслед за мной и встал рядом. На его пухлых детских губах вновь заиграла торжествующая улыбка.
— Вперед, — сказал он.
В этой части аэродрома было пусто. Люди в основном толпились ярдах в четырехстах от нас, возле главного здания. Но четыреста ярдов по открытому пространству казались мне слишком длинной дистанцией. С другой стороны стояли такси и рос густой кустарник. Находясь во внутренней борьбе с самим собой, я все же подчинился приказанию Билли. Подошел к самолету, стал подниматься по настилу. Билли неукоснительно соблюдал дистанцию в два шага. На таком расстоянии он чувствовал себя хозяином положения — ни промазать, ни оказаться слишком близко от конвоируемого.
Наверху стоял Ярдман. Он хмурился и стучал пальцем по часам, хотя глаза его по-прежнему оставались невидимыми за очками.
— Слишком тонко режете, — раздраженно буркнул он. — Еще четверть часа — и у нас возникли бы проблемы.
По-прежнему основным моим ощущением было впечатление полной нереальности происходящего.
Отвечая, Билли обрызгал меня слюной:
— Он поздно вышел из больницы. Еще пять минут, и мы бы пошли его оттуда вытаскивать.
У меня по коже поползли мурашки. В конце концов поездка закончилась вовсе не так мирно. Я увидел перед собой бездну.
— Ну, садитесь. Я скажу пилоту, что наш пропавший работник вернулся с ленча и можно лететь назад в Англию. — Ярдман поспешно стал спускаться по настилу.
— Вперед, ваша светлость, — хмыкнул Билли. — И прямо в сортир. Тот, что слева. — Револьвер уперся мне в позвоночник. — Делай, как велено.
Я поднялся по трем ступенькам, открыл дверь слева, вошел.
— Руки на стену, — распорядился Билли. — Прямо перед собой. Чтобы я мог их видеть.
Я подчинился. Он захлопнул за собой дверь. Мы стояли и молчали. Время от времени он довольно хихикал, а я клял себя за идиотизм.
Транспортировка грузов и людей! Саймон добрался до сути, а я остановился на полпути. Дымовая завеса Билли затуманила мне глаза. За ней я и не разглядел Ярдмана. Вместо того чтобы, опираясь на послание Саймона и свои собственные воспоминания, вычислить Ярдмана, я стал целоваться с Габриэллой и обо всем забыл. А пять минут спустя она уже лежала в крови на мостовой.
