— Нет, конечно, — сказал я.
— Вы мне нравитесь, мой мальчик. — Ярдман искренне рассмеялся. — Мне будет вас очень не хватать в агентстве.
— Не хватать? — удивился я. — Вы возвращаетесь?
— Ну конечно, — он тоже явно был удивлен. — А как же иначе? Моя транспортная система... кое-кем весьма ценится, и в ней есть постоянная нужда. Да, я возвращаюсь, только самолет с мистером Раус-Уилером полетит дальше.
— А лошади?
— И они с ним, — кивнул Ярдман. — У них хорошая родословная. Мы были готовы их убить, но нам сказали, что их примут живыми, учитывая их будущее потомство. Так что, мой мальчик, мы возвращаемся по железной дороге, одна партия с Джузеппе, другая с Витторио.
— Обратно в Милан?
— Именно. А наутро мы узнаем трагические новости. Самолет, на который мы случайно опоздали, потерпел крушение над Средиземным морем. И все, в том числе и вы, погибли.
— Но есть же радары...
— Мой мальчик, мы профессионалы.
— Хорошо смазанные колеса?
— Вы быстро все схватываете. Как жаль, что я не могу соблазнить вас перспективой присоединиться к нам.
— Почему бы и нет? — подал голос Раус-Уилер. Ярдман терпеливо ответил:
— А что я, по-вашему, могу ему предложить?
— Жизнь, — торжественно сказал Раус-Уилер.
Ярдман даже не удостоил его объяснением, почему это невозможно. Похоже, министерство финансов в лице Раус-Уилера немногое потеряло.
Из другого конца самолета послышался голос Билли:
— Мистер Ярдман, может, вы и мистер Раус-Уилер мне поможете? А то этот самолет весь изрисован разными надписями. Нам его придется красить заново.
— Хорошо, — сказал Ярдман, вставая.
Раус-Уилер не был расположен махать кистью.
— Я вообще-то не совсем готов... — начал он.
— Вы хотите опоздать? — поинтересовался Ярдман.
Он отошел в сторону, пропуская Раус-Уилера, у которого заметно поубавилось спеси. Они прошли по проходу и спустились по лестнице у кабины пилотов.
Отчаяние может сдвинуть горы. Я даже не надеялся, что у меня выдастся несколько минут наедине с самим собой, чтобы проверить это на практике, но я уже думал, как можно, применив силу, освободиться от привязи. Ярдман с трудом просунул веревку между железным скрепляющим брусом и доской бокса. Ему пришлось проталкивать веревку лезвием перочинного ножа. Она бы вообще не пролезла, если бы доска не оказалась с изъяном и брус не был чуть погнут. Большая часть брусьев шла вровень с досками, без зазора.
Я стоял в двух футах от угла бокса, где брусья соединялись чекой. Запястья у меня быстро оказались в занозах, и, повозившись пару минут и продвинувшись дюймов на шесть, я решил, что ничего у меня не выйдет. Казалось, брус еще теснее прилегает к боксу после всех моих телодвижений, да и дергать веревку становилось все труднее и труднее. Расстроенно покачав головой, я решил использовать ноги и, согнув одну из них в колене, уперся подошвой в бокс. Одновременно я стал давить на брус руками, разводя запястья в разные стороны. Сработало. Я продвинулся на дюйм. Я мрачно делал свое дело и в результате добавил еще три дюйма. Наконец мне удалось дотянуться пальцами до чеки. Я стал подталкивать ее снизу вверх, затем начал вытаскивать сверху, и через какое-то время металлические брусья распались и я выдернул веревку.
Но теперь надо было все начинать сначала. Оставалась самая малость — освободить связанные руки.
Ярдман бросил мой пиджак на доски разобранного бокса. В кармане пиджака был острый перочинный нож.
Я опустился на колени. Нож был на месте. Я быстро открыл лезвие, крепко ухватил его и стал пилить невидимые путы между запястьями. Я уже успел растянуть веревку, что заметно ослабило ее крепость, и, прежде чем я успел посетовать, что дело идет медленно, веревка разорвалась и руки у меня оказались свободны. Ярдман не проявил излишней жестокости и не связал их так туго, чтобы прекратилось кровообращение. Я пошевелил пальцами. Все в порядке.
Подхватив пиджак и бумажник, я начал пробираться к кабине, нагибаясь, чтобы не стукнуться о полки, не споткнуться о тросы и вообще не шуметь, чтобы маляры не кинулись со всех ног в самолет.
Я прошел мимо отсека бортинженера и, не доходя до кабины пилотов, остановился. У левой стены лежал труп Майка.
С трудом отведя от него глаза, я двинулся к выходу. Проходя мимо багажного отделения, за которым начиналась дверь, я увидел свою сумку и вспомнил, что в ней черный свитер. Он был бы куда уместней, чем пиджак, — у него высокий ворот, и он не так давил бы на обожженные места. Я быстро достал его, надел и переложил бумажник в брюки.
Дверь была приоткрыта, но, если я открою ее шире, свет из самолета выдаст меня. Что ж, решил я мрачно, если ближе всех ко мне окажется Билли, значит, мне опять не повезло.
Ближе всех ко мне оказался человек, которого я ранее не видел, — Джузеппе. Он стоял на лесенке у правого крыла и закрашивал название авиакомпании на фюзеляже. Он был недалеко от меня и увидел, как я открываю дверь. Джузеппе увидел меня и крикнул остальным. Я бросился вниз. Они все стояли на лесенках, и я решил, что, может, успею.
Но Джузеппе оказался парень не промах. Кроме того, он был молод и проворен. Настоящий молодой боец-коммунист. Он не стал спускаться по лестнице, а, пробежав по крылу и ухватившись руками за его край, спрыгнул вниз с трехметровой высоты. Увидев на крыле его силуэт, четко вырисовывавшийся на фоне звездного неба, я свернул налево и побежал. В отличие от моих врагов, я не привык к темноте и не разбирал, куда бегу. Джузеппе крикнул что-то по-итальянски, Ярдман ответил. Билли выстрелил совсем не в ту сторону.
Я бежал, выставив вперед руки и надеясь, что не врежусь во что-нибудь слишком твердое. Главное, внушал я себе, не останавливаться. Меня было трудно различить в черном свитере, и я бесшумными прыжками несся по травяному полю. Если я далеко уйду от самолета, им меня не отыскать — ведь их всего пятеро, да и от Альфа толку мало. Не останавливаться и раствориться в темноте! А потом у меня в запасе ночь, чтобы найти оазис цивилизации и кого-то, кто говорил бы по-английски.
Поле было поистине без конца и края, и бежать мне было больно. Но не все ли равно, внушал я себе, больно или нет, когда за тобой гонится Билли. Главное не стонать, а то услышат, но с каждым очередным тяжким вдохом, разрывавшим мне ребра, это делалось все труднее.
В конце концов я остановился и упал на колени, жадно вдыхая воздух. Я слышал только шум ветра, видел только звезды наверху и кромешную тьму перед собой. Вскоре я поднялся и двинулся дальше. Лишь в кошмарных снах поля не имеют конца, в том числе и летные.
Не успел я подумать, что, кажется, все-таки спасся, как вспыхнули яркие белые огни: четыре спереди, подальше, четыре сзади, поближе, и я оказался между ними. К горлу подкатил ком. Оказывается, я бежал по взлетно-посадочной полосе. Я круто свернул и прибавил ходу, но Джузеппе отстал от меня ненамного. Я увидел его, только когда он выскочил сбоку. Я резко свернул, но он подставил мне ногу, и я полетел в траву.
