Сказав это, я немного помолчал и поинтересовался:
— У тебя в Австралии какие-то дела?
— Посмотрим золотые рудники, — ответил Малкольм. — И кенгуру.
После небольшой заминки я сказал:
— Мы не можем позволить себе просто прятаться. Мы должны отыскать того, кто пытался убить тебя, и прекратить эти нападения.
— Бегство меня вполне устраивает, — сказал Малкольм. — Что ты думаешь о недельке в Сингапуре по пути в Австралию?
— Как скажешь. Только… в пятницу я собирался участвовать в скачках в Сэндауне.
— Никогда не мог понять, почему тебе это так нравится. Все эти сырые, холодные дни под открытым небом. Все эти падения с лошади…
— Тебе так же будоражит кровь твое золото.
— Опасность? — Он приподнял бровь. — И это тихий, спокойный, воспитанный Ян? Жизнь скучна без риска, я угадал?
— В этом нет ничего сверхъестественного.
Я всегда участвовал в скачках как любитель, бесплатно. Что-то все время удерживало меня от того, чтобы полностью посвятить себя верховой езде, а иначе невозможно стать профессиональным жокеем. Скачки были моим любимым развлечением, но не целью всей жизни, поэтому я никогда не достигну высот мастерства, необходимых, чтобы состязаться с профессионалами. Мне просто нравилось участвовать в скачках, поддерживать дружеские отношения с жокеями. Я любил суету раздевалок и весовых, чистое небо над беговой дорожкой, самих лошадей. И, конечно, надо признать, — риск.
Малкольм сказал:
— Как ты уже успел убедиться, оставаться рядом со мной далеко не безопасно.
— Поэтому я и остался.
Малкольм изумленно уставился на меня, потом рассмеялся и сказал:
— Боже мой! Я думал, я тебя знаю. Похоже, что не очень.
Он допил свое бренди, потушил сигару и отправился спать. Утром поднялся раньше меня, и, когда я, в трусах и сорочке, в которых спал, выбрался в гостиную, Малкольм сидел на диване, завернувшись в купальный халат, и листал «Спортивную жизнь».
— Я заказал завтрак, — сообщил он. — И — обо мне пишут газеты. Как тебе это нравится?
Я посмотрел, куда он указывал пальцем. Действительно, там было его имя, ближе к концу подробнейшего отчета о вчерашнем аукционе. «Лот номер семьдесят девять, первоклассный жеребенок, два миллиона семьдесят тысяч гиней — Малкольм Пемброк».
Он положил газету, вполне довольный собой.
— Ну, так чем мы сегодня займемся?
— Нужно вызвать твоего частного сыщика и найти тренера для жеребенка. Я привезу наши паспорта и кое-что из одежды, а ты пока останешься здесь.
На удивление, Малкольм не возражал, только попросил меня не задерживаться надолго. Он задумчиво разглядывал подсохшую ссадину на моем правом бедре и кровоподтек вокруг нее, успевший уже посинеть.
— Небольшая проблема, — сказал Малкольм. — У меня нет с собой телефона этого сыщика.
— Мы можем нанять кого-нибудь другого. В справочнике должны быть такие объявления.
— Твоя мать наверняка знает его телефон. Да, у Джойси он, конечно, остался.
— Откуда ей его знать?
Малкольм беззаботно пояснил:
— Она нанимала этого парня, чтобы выследить меня и Алисию.
А я-то думал, что мои родители уже ничем не смогут меня удивить!
— Когда адвокат посоветовал мне следить за Мойрой, Джойси свела меня с этим сыщиком. В конце концов, он неплохо сделал свое дело тогда, много лет назад, со мной и Алисией. Даже слишком хорошо, если подумать, черт бы его побрал! Так что звони Джойси, Ян, и узнавай его номер.
Ошеломленный, я только и мог, что сделать, как он сказал.
— Дорогой! — пронзительно закричала моя мать в трубку. — Где твой отец?
— Не знаю, — ответил я.
— Дорогой, ты знаешь, что твой чертов отец сделал?!!
— Нет… что?
— Он отдал состояние, дорогой, — буквально сотни тысяч! — какой-то никудышней мелкой съемочной группе на постановку идиотского фильма о каких-то головастиках или что-то в этом роде. Какой-то мерзкий идиот позвонил мне, чтобы узнать, где Малкольм, потому что, видите ли, он отвалил им даже больше, чем они просили… Я тебя умоляю!!! Я знаю, что ты не разговариваешь с Малкольмом, но ты должен сделать что-нибудь, чтобы остановить его!
— Но… это его деньги.
— Дорогой, не будь таким наивным! Кому-то предстоит получить их в наследство, и, если только ты проглотишь свою чертову гордость, о чем я не устаю тебе повторять, эти деньги могут стать твоими! Если ты не оставишь свое ослиное упрямство и не прекратишь эту проклятую ссору, Малкольм оставит все кошмарному выводку Алисии. Я не переживу, если эта ведьма снова будет злорадствовать… Так что помирись с Малкольмом немедленно!!! И прекрати его сумасбродства!
— Успокойся, — сказал я. — Я уже.
— Что?!
— Уже помирился с ним.
— Слава Богу, наконец-то!!! — снова завопила моя маменька. — Но, дорогой, чего же ты тогда ждешь? Скорее отыщи его и не дай ему пустить на ветер твое наследство!
ГЛАВА 3
Дом Малкольма очень изменился за те три года, пока здесь хозяйничала Мойра.
Этот дом в викторианском стиле иногда называли просто «Квантум», из-за латинской надписи на арке входной двери: «QUANTUM IN ME FUIT». Это означало что-то вроде «Делаю лучшее, на что способен».
Я шел туда, вспоминая уют и порядок, которые оставила Куши, и не веря до конца, что все могло измениться. Хотя кому, как не мне, было знать, что каждая следующая жена Малкольма, и Куши в том числе, делали «лучшее, на что способны», чтобы искоренить все, напоминающее о предшественнице. Выйдя замуж за Малкольма, каждая из них переселялась в этот дом. И Малкольм, как я теперь понимаю, позволял им делать все что угодно с внутренней отделкой и обстановкой.
Открыв отцовским ключом кухонную дверь, я вошел и на мгновение застыл, испугавшись, что ошибся и попал в чужой дом. Куда-то исчезли кедровые панели и красный кафель Куши, такие уютные и домашние. Их вытеснили гладкие желтые обои и блестящие белые подставки и полочки, заполненные массой ярко-алых и розовых цветов герани в маленьких белых горшочках.
Изумленный, я мысленно вернулся ко временам господства Алисии с ее мещанским вкусом, когда на кухне были крахмальные белые занавесочки, приукрашенные целым ворохом оборок, бледно-голубые столы и буфеты, и выложенный белой плиткой пол. А еще раньше, во времена Джойси, все было строгим и аккуратным, выдержанным в кофейном и оливковом цветах. Я вспомнил день, когда рабочие вышвырнули из дома кухню моей матери, и я с воплями бросился к Малкольму. Он тотчас же отправил меня к Джойси, на целый месяц. Это мне не понравилось еще больше, а когда я вернулся, белые занавески с оборками уже висели, и мебель на кухне была блеклого голубого цвета. Я подумал, что все это какое-то слишком приторное, но мнение свое решил оставить при себе.
