Котя только рукой махнул.
– Делайте что хотите!
Я села рядом с Михал Михалычем – у него на работе прорвало
трубу, и он уже второй день торчал дома, – а Котя, Костя и Митя устроились
на заднем сиденье, посадив на колени Мотьку и заставляя ее пригибаться всякий
раз, как мы приближались к постовому. Вскоре мы уже подъехали к нашему дому. К
счастью, старушек на лавочке еще не было и на нас никто не обратил внимания.
Дома я полезла в кладовку и начала рыться в ящиках с театральным барахлом.
Вдруг мне попалась черная сутана, дед когда-то пел в ней дона Базилио. Правда,
насколько я помнила, к ней полагалась какая-то шляпа.
– Вот! Примерь! – пристала я к Коте. – Он
пожал плечами и накинул сутану.
– Ой, умереть! – завопила Мотька. – Какой
красивый патер! Прямо из «Поющих в терновнике»! Помнишь, Аська, как его звали,
Ральф?
– Точно не помню, но, правда, похож.
– Что вы такое плетете? – вмешался Михал
Михалыч. – Хотели же его женщиной нарядить!
– У нас на такую высокую женщину ничего нет, а
священник тоже сгодится, – сказала я.
– Нет, такой священник только привлечет
внимание! – заметил Митя. – Все-таки католические священники у нас по
подъездам не часто шастают.
Короче говоря, через полчаса Котю узнать было невозможно –
тонкий, с горбинкой, нос из гуммозы, рыжий парик, кудри стянуты в хвостик на
затылке, темные очки, тети-Липино розовое платье-рубашка болтается поверх
джинсов. Наряд довершала пестрая жилетка.
Котя был в ужасе.
– Соседи меня не узнают!
– Узнают – скажешь, что хотел их разыграть, –
успокоила его Матильда. – Постой, на голову надо еще косыночку!
Михал Михалыч помирал со смеху, Костя и Митя усмехались,
давно ли они сами рядились. Мотька, как всегда, изображала мальчишку, а я,
вспомнив тель-авивские приключения, оделась монашкой – мамина черная юбка,
черная блузка и черный платочек.
Котя жил в переулке, где по обеим сторонам стояли старые
доходные дома.
– Какой этаж? – спросил Митя.
– Третий. Михал Михалыч, вон за тем магазинчиком арка,
заезжайте туда, – командовал Котя, – и к подъезду.
Первой выскочила из машины я, затем Матильда, за нею Котя.
Он быстро шмыгнул в подъезд, и, как было задумано, Михал Михалыч крикнул ему
вслед:
– Слава, постой! Какая квартира?
– Шестнадцатая! – сдавленным голосом отвечал Котя.
Это был отвлекающий маневр. И вот мы уже в подъезде. Поднимаемся
по лестнице, лифта в доме нет. Останавливаемся на площадке между вторым и
третьим этажами. Тут уже действуем молча, как было заранее условлено. Костя и
Митя взбегают на третий этаж – убедиться, что там никого нет, – и делают
нам знак: все в порядке. Тогда Котя поднимается на свой этаж и звонит в
квартиру 13. Сердце бьется где-то в горле. Наконец ему открывают.
– Вам кого? Котька, это ты?
И дверь быстро захлопывается.
Через пять минут Котя возвращается с ключами.
– Узнали тебя? – шепотом спрашивает Мотька.
– Узнали, но не сразу! – шепчет он.– Пошли.
– Подождите, – говорит Костя и подходит к двери
Котиной квартиры. – На всякий случай отключим электричество! Где у тебя
щит?
– Я сам! – шепчет Котя и взбегает выше. Через
минуту свет на площадке гаснет. Котя быстро открывает ключом дверь, и мы
вбегаем в квартиру – я, Мотька и Котя. Мальчишки с Михал Михалычем, вооруженным
деревянным пистолетом, дежурят на площадках и внизу.
Как только дверь за нами закрылась, Котя командует:
– Ложись!
Мы плюхаемся на пол и расползаемся по комнатам. Я в одну,
Мотька в другую, а Котя на кухню. Вползаю в комнату и замираю. Начинаю осмотр
комнаты по заранее намеченному плану. Платяной шкаф, письменный стол… Лежа на
пузе, это очень неудобно. Поднимаюсь на коленки, вот так удобнее, и наверняка
из окна напротив меня не видно. Сигнализация в двери если и была, то не
сработала, не зря все-таки отключили электричество, если, конечно, она связана
с электричеством, рассуждаю я про себя, чтобы не бояться. А вообще-то мне
ужасно страшно. Вдруг в комнату вползает Мотька.
– Аська, порядок! Он нашел камни, они в «дипломате»!
Ползем на выход!
Котя уже стоял на площадке и корчился от хохота, видя, как
мы с Матильдой выползаем из квартиры! Хорошо ему смеяться!
Так, основная часть операции завершена. Митя делает нам
знак, что все спокойно и можно спускаться.
Уже через минуту мы садимся в «Жигули» Кошелева, и он
выруливает в арку. Вся операция заняла ровно двадцать минут. Круто! Выехав из
переулка, мы начинаем хохотать как сумасшедшие.
– Видели бы вы, как мы по квартире ползали! –
рыдает Котя. – Умирать буду, не забуду!
– Ладно, кончай веселье, – командует Михал
Михалыч. – Куда едем?
– В Измайлово!
– А что в Измайлове? – спрашивает Кошелев.
– Там наша фирма.
Мы въезжаем на Измайловский бульвар.
– Сейчас прямо, потом направо и во двор.
Очень шикарно отделанная дверь без вывески. Котя выбегает из
машины и звонит у двери. Его впускают. Вот теперь можно перевести дух. Котя
наверняка пробудет там достаточно долго.
– Эх, девчонки, как же я рад, что познакомился с вами!
Теперь у меня такая интересная жизнь стала, я с вами все время в каких-то
операциях участвую, вот жалко только – никому рассказать не могу! Жена плешь
проест, а перед друзьями и сослуживцами стыдно! Скажут: старый осел!
– А уж как мы рады, что вы с нами, Михал
Михалыч! – прочувствованно восклицает Мотька. – Куда бы мы без вашей
машины, а? Где бы мы сейчас были?
Костя с Митей о чем-то шепчутся.
– Парни, вы чего? – интересуется Михал Михалыч.
– Если вы не против, нам надо идти, – говорит
Митя, – мы же не знали, что сегодня вам понадобимся. А сейчас вроде бы уже
и без нас можно обойтись.
– Идите, ребята, идите, на сегодня, думаю, вы
свободны! – отпускает их Михал Михалыч.
Мы договариваемся вечером созвониться и прощаемся.
– Ну и что теперь будет? – спрашивает Михал
Михалыч. – Насколько я понимаю, это еще полдела.
– Да. Теперь надо разоблачить эту компашку – Федора
Тихоновича, Генку… Но как? – говорю я.
– Их надо чем-то переполошить, чтобы они засуетились,
забегали… – рассуждает Мотька. – Тогда их легче будет поймать.
– А Кирилл? Что с ним будет? – интересуюсь я.
– Но он ведь, кажется, решил порвать с ними, –
говорит Мотька. – До чего же трудное дело.
