– Погоди, какое ж горе, если Потоцкий его одобрил?
Радоваться надо! Слушай, Генаш, а что если нам его в консерваторию отдать?
– Зачем?
– Недальновидно мыслишь! Вообрази, станет он знаменитым
певцом, из него курьер классный получится! Что хочешь провезет! Он же
красавчик, из него может толк получиться! – мечтательно проговорил Федор
Тихонович.
– Нет, друг ситный, нельзя!
– Почему?
– Слаб парень! Заложит он нас как пить дать!
– А если его в Италию послать учиться? Все в наших
силах! Годика два поучится, стипендию хорошую ему платить станем, а долги-то
отдавать надо ведь рано или поздно? Вот и послужит нам! Об этом подумать стоит!
– Долго-то не думай, Федор Тихоныч, а то послезавтра
случай уж больно удобный!
– Хорошо, обещаю подумать, но, согласись, кадры ковать
ведь тоже требуется?
– Хозяин – барин, а мое мнение ты знаешь! Смотри, как
бы беды не вышло!
В этот момент абрикосовый идиот-пудель выскочил с террасы и
с диким лаем погнался за прохожей кошкой. Федор Тихоныч вскочил и бросился
ловить пуделя, а мы под шумок перебежали за дом и там уже выбрались в поле. Мы
были все мокрые от напряжения.
– Давай на речку, прохладиться надо и помозговать! –
предложила Мотька.
Мы искупались, не доходя до пляжа, и сели под кустом на
травке.
– Ни фига себе! – проговорила Мотька. – Они
там сейчас судьбу Кирилла решают! Быть ему, понимаешь, или не быть! Вот в чем
вопрос. Но, слава богу, мы там вовремя оказались. Вот только как его
предупредить?
– Слушай, Моть, а про Валерку они и словом не
обмолвились!
– Верно! Ведь если б они с ним что-то сделали, то уж
обязательно бы в таком разговоре вспомнили о нем.
– Это уж точно! Давай сейчас к Уваровым заглянем!
– Погоди, а что нам с этим-то всем делать? Надо как-то
Кирилла выручать, а то они, как увидят, что их груз тю-тю, со злости сразу его
угрохают, без всякого клофелина.
– Тогда бежим домой и звоним Коте.
– А может, не Коте, а Николаю Николаевичу?
– Ага, и Кирилла сразу заметут в милицию! Они там в
нюансах разбираться не станут, голос у него или не голос, и уж эти его дружки
заклятые постараются его утопить. Он в лучшем случае в лагерной
самодеятельности петь будет!
– «По тундре, по железной дороге, где мчит курьерский
Воркута – Ленинград! – дурным голосом заорала Матильда, так что птицы
недовольно вспорхнули с куста.
– Да ну тебя, Мотька, прекрати, не до шуток!
– Это у меня на нервной почве!
Мы побежали домой мимо уваровской дачи, и навстречу нам
выскочил Валерка, целый и невредимый.
– Валерка! Живой! – закричали мы. – Куда ты
запропастился?
– Никуда я не пропастился, я научный эксперимент
проводил! Наблюдал за Пахомычем.
– Кто такой Пахомыч?
– Кот. Живет на станции, здоровенный серый котяра,
неужели не знаете? Тут народ говорит, что он к подружке на соседнюю станцию на
поезде ездит. Вот я и решил проверить. Просыпаюсь утром, выхожу в сад, гляжу –
Пахомыч чапает. Вот я от скуки и решил за ним пойти! И что вы думаете? Привел
он меня на платформу, сидит, ждет, проходит товарняк, Пахомыч и ухом не ведет,
сидит себе. Потом электричка приближается, он насторожился, а как она
остановилась, шасть в вагон, ну, я, конечно, за ним. И что вы думаете, правда,
на следующей станции сходит и прямиком топает к одному дому, а там кошка его
поджидает, драная вся. И чего он в ней нашел?
Мотька вдруг размахнулась и отвесила Валерке оплеуху. Тот
отпрыгнул и схватился за щеку.
– Матрена, ты спятила? – заорал он.
– Моть, ты чего?
– Чего! Чего! Ничего! Мы тут, понимаешь, с ума сходим,
думаем, что он геройски погиб, а он за котячьей жизнью, видите ли, наблюдает.
Мать чуть не в обмороке… Где ты был столько времени, обалдуй? Тебя ж с утра
ищут!
– Да у меня денег с собой не было, а там контролер на обратном
пути, пришлось пешком добираться! Это, Ася, я тебе объясняю, а с этой, с этой…
я даже говорить не желаю! Моду взяла – по морде бить!
Глава XIX. Особая примета
Немного успокоившись, Валерка заявил:
– А я, между прочим, времени зря не терял. Проходил
мимо отделения милиции и вот что нашел!
Он вытащил из кармана мятую грязную бумажку.
– Это что такое? – спросила я.
– На мусорной куче валялась возле отделения. Там рядом
доска, где объявления о розыске вешают. На доске новые, свежие преступнички
висят, а на куче этот валялся, и чем-то мне его рожа знакома показалась.
Поглядите, не наш ли это дружок Гена, по-моему, похож!
Он разгладил бумажку получше, потер ладонью и протянул нам.
Оттуда на нас глядел человек, на первый взгляд не имеющий ничего общего с Генашей.
Но только на первый. И хотя на портрете у него не было лысины, но взгляд
змеиных глазок был очень похож. В графе «особые приметы» говорилось – на левой
ноге сзади под коленом большое родимое пятно. Интересно, очень интересно!
– А по-моему, это вовсе не он! – пожала плечами
Мотька. – Просто кто-то отдаленно похожий. А наш Геночка живет себе
свободно, ни от кого не прячется.
– Я бы все-таки проверил!
– А как? Что тут проверять? – усомнилась я.
– Ногу! Родимое пятно!
– Интересно, а как это можно у бандита ногу проверить?
– Ну вы же такие изобретательные шерлокини! Вот и
придумайте, как с него штаны стащить!
– Еще чего! Тебе надо, ты и стаскивай! –
проворчала Мотька, но по ее глазам я видела, что она уже мучается этой идеей.
– И проверю, можешь не сомневаться! – заявил
Валерка.
– Еще один научный эксперимент! «Проблема лишения
штанов представителя уголовного мира» – вот тебе сразу название для
диссертации!
Валерка прыснул.
– Матрена, сейчас схлопочешь! – крикнул он, но уже
смеясь. – Значит, вы не хотите проверить Геночку.
– А как? – спросила я. – У тебя есть идеи?
– Вот тут сказано, что его зовут Лузгачев Виктор
Викторович. Можно просто подойти и крикнуть: Витя!
– Ну конечно, и с него от страху сразу штаны
упадут! – подхватила Мотька, и мы все покатились со смеху.
Но тут Валерку позвали обедать, и мы договорились, что под
вечер он к нам зайдет.
– Слушай, Аська, столько информации на нас свалилось,
что делать будем?
– Первым делом позвоним Коте!
