Сэм, хотя и нахмурился, но никак не выказал своей злобы. Тремьен сказал, что Сэму завтра предстоит участвовать в скачках на ипподроме в Тустере, и добавил, что в пятницу забегов не будет.
— В субботу же я намереваюсь отправить фургоном четверых или пятерых своих скакунов в Чепстоу. Ты тоже поедешь туда. Вместе со мной. К счастью, Нолан сейчас в Сандауне на лошади Фионы участвует в Охотничьих скачках на приз Уилфрида Джонстона. Мэкки тоже, может быть, приедет в Сандаун, и мы ее там увидим.
Вез всякого следа недавних слез за своим традиционным кофе зашла Ди-Ди и, как прежде, села рядом с Сэмом. Тот, будучи явно профессиональным соблазнителем, никак не хотел встревать в сложившиеся устои своего босса. Ди-Ди, даже затащив Сэма в постель, вряд ли сумела бы сделать его отцом своего ребенка. Здесь у Ди-Ди не было никаких шансов. Ей явно не везло с решением своих личных проблем.
Тремьен дал ей очередные указания о подготовке фургонов для субботней перевозки лошадей; мне показалось, что Ди-Ди это давно известно, и напоминаний не требовалось.
— Не забудь также позвонить и сделать заявки на наших лошадей, которые будут участвовать в скачках в Фолкстоне и Вулверхэмптоне. Заявлять ли лошадей на скачки в Ньюбери, я решу этим утром, перед тем как уехать в Виндзор.
Ди-Ди кивнула.
— Распорядись, чтобы упаковали наши жокейские костюмы для скачек в Виндзоре.
Ди-Ди кивнула.
— Позвони шорнику, чтобы он проверил нашу тренировочную упряжь.
Ди-Ди кивнула.
— Ну вот вроде и все.
Он повернулся в мою сторону:
— Мы отправляемся в Виндзор в двенадцать тридцать.
— Хорошо, — ответил я.
Тремьен вновь поехал в Дауне наблюдать за проездкой второй смены, заодно намереваясь опробовать новый «лендровер». Сэм Ягер пошел к Перкину, чтобы забрать и загрузить свое тиковое дерево. Ди-Ди взяла свой кофе и удалилась в контору; я же принялся сортировать вырезки по степени их значимости, откладывая в сторону самые важные.
Примерно в это же время старший инспектор Дун зашел в комнату с табличкой «Расследование происшествий» и выложил на стол фрагменты костей, которые его люди принесли из леса.
В этой комнате также висели высушенные на радиаторе центрального отопления остатки одежды. Были здесь и некогда белые, а теперь потерявшие форму, изношенные мокрые кроссовки. Сбоку от них валялись четыре пустые банки из-под кока-колы, проржавевшая игрушечная пожарная машина, сломанные солнцезащитные очки, сморщенный кожаный ремень с разболтавшимися застежками, бутылка из-под джина, еще почти новая пластмассовая расческа, старый резиновый мяч, перьевая ручка с позолоченным пером, футлярчик с розовой губной помадой, шоколадные обертки, дырявая садовая лопата и разорванный собачий ошейник.
Старший инспектор Дун прошелся по комнате, со всех сторон рассматривая эти «трофеи». Его лицо выражало напряженную работу мысли.
— Расскажи мне, девочка, — сказал он, — поведай мне, кто же ты.
Но вещи молчали, не давали ответа. Он позвал своих констеблей и приказал им расширить сектор поисков.
Сам же он решил, так же как и вчера, просмотреть списки пропавших — может, это наведет наконец на какую-нибудь мысль. Он знал, что эта девушка, возможно, приехала сюда издалека, хотя и допускал, с не меньшей степенью вероятности, что она могла оказаться и местной жительницей. Жертвами частенько становились местные. Поэтому он решил начать именно со списков пропавших в данной местности. В списках значились двенадцать подростков, которые постоянно убегали из дому, — любой из них мог стать жертвой; четверо находящихся под надзором, но не явившихся на проверку парней; две пропавшие проститутки и шестеро исчезнувших по неизвестным причинам.
Одной из этих шести исчезнувших была Анжела Брикел. Возможная причина исчезновения: сбежала, боясь ответственности за то, что дала скаковой лошади стимулятор. Эта фамилия не привлекла внимания старшего инспектора. Его больше заинтересовала пропавшая дочь известного политического деятеля. Возможная причина исчезновения: связалась с плохой компанией, отличается непредсказуемостью поведения. Дун подумал: окажись пропавшая ею, это явно не повредило бы его карьере.
Глава 9
Тремьен сказал мне, что единственным местом, куда он меня не может взять с собой на виндзорском ипподроме, является святая святых — комната для взвешивания. В остальное же время, добавил он, я не должен отходить от него ни на шаг. Еще он выразился в том плане, чтобы я приклеился к нему и ему не приходилось бы оглядываться на каждом шагу. В соответствии с этим его указанием я вился за ним, как собачий хвост. Когда он останавливался на минутку, чтобы поговорить с кем-либо, то представлял меня своим другом Джоном Кендалом, а не каким-нибудь Босуэллом. Он предоставил мне возможность самому разбираться с той грудой информации, которая сыпалась на меня со всех сторон, и редко давал какие-либо объяснения, ибо при всей его занятости подобные объяснения легли бы на его плечи тяжким бременем. Жребий выпал так, что все его четыре лошади должны были выступать в забегах подряд, одна за другой.
По приезде в Виндзор мы быстро перехватили по бутерброду, пропустили по стаканчику, а затем началась непрерывная суета: в весовую — забрать седло с костюмами, проложенными свинцовыми пластинами, в стойло — лично проверить упряжь и подтянуть подпруги (Тремьен всегда хотел, чтобы его лошади выглядели красиво), на площадку для парадной выездки — чтобы переговорить с владельцами и дать последние указания жокеям, на трибуны — смотреть заезды, снова в стойла — поздравить победителей или выслушать оправдания жокеев, опять в весовую — за новым седлом и новой одеждой, и так по нескольку раз. Нолан тоже присутствовал на ипподроме. С тревогой в голосе он спросил Тремьена, не получал ли тот какой-либо информации из жокей-клуба.
— Нет, — ответил тот. — А ты?
— Никакого долбаного писка.
— Выходит, тебя допустили. И не задавай вопросов. Не нарывайся на отказ. Если бы они хотели, то давно бы уже сообщили, что ты не допущен. Подумай лучше о победе. Владельцы Ирландца уже здесь, и их карманы набиты деньгами, которые им не терпится на тебя поставить. Сделай им приятное. Как?
— Лучше бы они заплатили мне побольше, чем в прошлый гребаный раз.
— Ты прежде выиграй.
Тремьен в очередной раз нырнул в весовую, оставив меня наедине с Ноланом, который задыхался от злобного скептицизма. Он пожаловался мне, что эта гребаная публика позволила себе отпускать насмешки в его адрес, но ему плевать на это, он с…ть хотел на их долбаное внимание.
Нолану явно следовало бы вымыть рот с мылом; мне с трудом удавалось ловить его мысль в потоке непристойностей.
То же самое смело можно было сказать и о Сэме, который возник позади нас и хлопнул Нолана по спине, вызвав тем самым еще большее его раздражение. Как и Нолан, Сэм тоже был одет с иголочки, и я пришел к выводу, что в официальных помещениях ипподрома принята именно такая форма одежды. Их жокейские костюмы могли быть самых фантазийных расцветок: розовыми, багряными, пурпурными — у кого на что хватало воображения, — но все они прежде всего считали себя бизнесменами.
