Остановить машину на дороге можно было в любом месте. Это были не официальные парковки, а крохотные площадки примятой земли от несметного количества останавливающихся то там то здесь автомобилей. Я заехал на одну из таких импровизированных площадок, поставил машину на ручной тормоз и, когда мальчики вышли, закрыл дверцу на ключ.
На Гарете была его излюбленная пуховая куртка. Кокос сменил свой непромокаемый костюм, в котором он был прошлый раз, на темного цвета анорак, а я, в связи с прискорбным отсутствием лыжной куртки, был экипирован в потертые джинсы и просторное тускло-коричневое полупальто, позаимствованное у Тремьена.
— Правильно, — улыбнувшись, похвалил я, заметив, что мальчики надевают голубые нейлоновые рюкзаки. — Итак, в Беркширский лес!
Мальчики ответили утвердительно, и мы ступили в гущу леса: со всех сторон нас обступили стволы ольхи, орешника, берез, дубов, сосен, елей, лавровых деревьев; мы прокладывали путь по высохшей траве, пробираясь сквозь колючки ежевики и маленькие, до колена, голые стволы деревьев будущего поколения леса. Никто никогда здесь ничего не расчищал и не пересаживал; это был поросший кустарником дикий лес, именно такой, в первозданном виде и созданный природой, нужен был мальчикам для наших экспериментов.
Я вселил в них уверенность и предложил прокладывать путь, сам же направлял их в сторону солнца, предложив обходить преграды и нагромождения деревьев и веток; по дороге я знакомил их с названиями деревьев, пытаясь сделать нашу прогулку увлекательной и познавательной.
— Мы не будем снова есть кору, не так ли? — спросил Кокос, говоря «ух!» какой-то березе.
— Не сегодня. Перед нами орешник. Вокруг него еще могли сохраниться орехи.
Они нашли два. Белки побывали здесь первыми.
Мы прошли примерно милю, и мальчики заметно притомились. Собственно, я и сам не намеревался идти дальше, потому что в соответствии с картой, лежавшей у меня в кармане, мы подошли как раз к центру западной оконечности Квиллерсэджских угодий. Здесь нам нужно осторожно подняться на холм и так же осторожно спуститься, потому что, если верить контурным линиям на моей карте, дальше шел очень обрывистый спуск, который по возвращении преодолеть будет сложно.
Гарет остановился на не заросшем клочке земли и с надеждой в голосе упомянул о еде.
— Разумеется, — сказал я. — Если хотите, можем соорудить несколько вполне пригодных для сидения мест из сухих веток, иначе мы промокнем на сырой земле. Шалаш нам сегодня не понадобится.
Они насобирали веток и уложили их плотным ровным слоем. Сверху набросали лапника. Затем опустошили рюкзакам и расстелили голубой нейлон поверх разбросанных по земле ветвей. Мы все довольно удобно уселись и съели тот запас, который я специально приготовил для этого случая.
— Копченая форель! — воскликнул Гарет. — Это вам не какие-нибудь корнеплоды.
— Пойманную форель всегда можно закоптить, — сказал я. — Самый простой способ добыть форель — это с помощью трезубца, только не говори об этом рыболовам.
— А как вы ее коптите?
— Разжигаю костер так, чтобы осталось большое количество раскаленных угольев. Покрываю их тонким слоем молодых зеленых листьев — они медленно горят, выделяя дым. Затем делаю решетчатую рамку, кладу рыбу на рамку, а рамку на уголья. Рыбу также можно подвесить над дымом. Хорошо и сверху положить листья, чтобы дым задерживался и рыба лучше коптилась сверху. Наиболее предпочтительны листья дуба или бука. Но помните, рыба в определенной мере пропитывается запахом дыма, поэтому не пользуйтесь листьями, запах которых вам неприятен. Также ни в коем случае не используйте остролист и листья тиса — они ядовиты. Практически закоптить можно все, что угодно. Кусочки мяса или курицы.
— Копченый лосось! — воскликнул Кокос. — А почему бы и нет?
— Прежде поймай этого лосося, — сухо сказал Гарет. Гарет захватил с собой фотоаппарат и снимал все, что только было возможно, — наше ложе, еду, нас самих.
— Когда я буду такой же пожилой, как отец, эти фотографии напомнят мне о наших вылазках, — пояснил Гарет. — В свое время отец мечтал иметь фотоаппарат, особенно когда они с дедом путешествовали по свету.
— Неужели? — спросил я. Он кивнул.
— Отец сам сказал об этом, когда подарил мне камеру.
Мы съели форель с пресным хлебом и с прекрасным аппетитом. Трапезу завершило ассорти из сушеных фруктов, жареных каштанов и миндаля. Мальчики заявили, что это настоящий пир по сравнению с прошлым разом, и моментально управились с шоколадом.
— Анжелу Брикс убили примерно в таком же месте? — неожиданно спросил Гарет.
— Ну… Думаю, да. Только где-то примерно в пяти милях отсюда, — ответил я.
— Это было летом, — продолжал Гарет. — Тепло. Листочки на деревьях.
Гм-м… какое у него воображение, — подумал я.
— Она хотела меня поцеловать. — Гарет передернул плечами.
Мы с Кокосом как по команде с изумлением уставились на него.
— Не такой уж я уродливый, — уязвленно заявил Гарет.
— Ты вовсе не уродливый, — вежливо уверил я его, — но ты еще молод.
— Она сказала, что я вырасту. — Он выглядел смущенным, Кокос тоже.
— Когда она это сказала? — поинтересовался я.
— Во время пасхальных каникул в прошлом году. Она всегда вертелась на конюшенном дворе. Постоянно высматривала меня. Я сказал об этом отцу, но он никак не отреагировал. Как раз в то время проводились скачки Гранд нэшнл, и, кроме как о Заводном Волчке, он ни о ком и ни о чем не думал. — Он сглотнул. — Потом она уехала, и я вздохнул с истинным облегчением. Когда она крутилась на дворе, я старался там не показываться.
Он тревожно посмотрел на меня и добавил:
— Наверное, грешно радоваться чьей-либо смерти?
— Ты испытываешь именно радость?
Он задумался над моими словами.
— Облегчение, — наконец произнес он. — Я ее боялся. — Он выглядел пристыженным. — Тем не менее я часто вспоминал о ней. Ничего не мог с собой поделать.
— На тебя еще будет заглядываться куча девчонок, — сказал я. — В следующий раз не стоит испытывать чувство вины.
Проще сказать, чем сделать, сам себе возразил я. Чувство стыда и вины мучают невинную душу больше, чем любое коварство. Казалось, Гарет освободился от терзавших его мыслей, высказав их вслух: они с Кокосом начали прыгать, бегать вокруг, бросать друг в друга пригоршнями мха, раскачиваться на ветвях деревьев, давая выход своей энергии, сопровождая все это дикими криками. Видимо, и я был таким, но только я этого не помню.
— Правильно, — сказал я после того, как они забрались, тяжело дыша, на наше ложе из веток.
Я же собрал в пакет все обертки и другой мусор, оставшийся после нашего завтрака (прекрасный набор для разжигания костра), и закопал его.
