— Значит, любой из вас, — спросил я, — мог записать инсулин как уже использованный, а секретарша бы автоматически заказала его опять?
— Господи! — в страхе воскликнул он.
— Когда посылки прибывают, кто их приносит?
— Одна из секретарш оставляет посылки в аптеке. Любой из нас распаковывает их и расставляет содержимое по полкам. У большинства лекарств, которые часто используются, на полках есть постоянные места, например, у мазей и вакцин. Все редкие и опасные вещества хранятся в особом отделении. То есть, я хотел сказать, хранились. Я все время представляю себе нашу аптеку и забываю, что она уже больше не существует.
— Значит, если кто-то распаковал посылку с инсулином, то он положил его в особое отделение, откуда тот, кто инсулин заказал, мог бы его взять?
— Да, все чертовски просто.
Он продолжал читать и вдруг наткнулся на такое, что блокировало его дыхание не хуже, чем сын Нэгребба блокировал мое.
— Какой ужас, — подавленно сказал он. — Мы заказывали коллагеназу.
— Кто заказывал?
— Не могу сказать. — Он покачал головой. — После того как секретарша занесет список в компьютер, она в качестве меры предосторожности уничтожает всю бумагу, чтобы никто не мог достать ее из мусорного ведра и использовать информацию, чтобы заказать лекарства для себя. Нам приходится соблюдать осторожность с наркотиками и амфетаминами, и с такими ингредиентами, как, например, ЛСД.
— Секретарша знает, кто из вас что заказывал?
Он кивнул:
— Она знает наши подписи. Мы всегда расписываемся за то, что используем. Если же нет — она нас спрашивает.
— Мне кажется, она может не помнить, кто заказал инсулин и коллагеназу.
— Можно у нее спросить. — Он взглянул на списки. — Инсулин был заказан шесть месяцев назад. Так… А лошадь Винна Лиза умерла в сентябре прошлого года, как раз после того, как мы получили инсулин. Здесь и думать не о чем.
— А коллагеназа?
Он посмотрел на дату.
— То же самое. Ее сюда доставили через несколько дней после того, как лошадь Нэгребба напоролась на кол. — Он удивленно закатил глаза. — Нарочно так лошадь не травмируешь.
— Как долго заказы обычно идут по почте?
— Недолго. Примерно пару дней, особенно если мы посылаем специальный счет с пометкой «срочно».
— Думаю, в течение недели, прошедшей между травмой лошади и разрывом связок, лошадь была застрахована как здоровая, и срочно заказана коллагеназа.
Кен потер лицо. Я сказал:
— А что, если предположить, что к кому-то попал написанный на бумаге заказ фирмы на инсулин и коллагеназу и что там было указание переслать вещества по какому-нибудь частному адресу? Я же получил все эти конверты.
— Ни одна из этих компаний не отправит ни одно вещество никуда, кроме как в офис фирмы. Они бы никогда так не сделали. Существуют строгие правила.
Я вздохнул. Не очень-то далеко мы продвинулись, за исключением того, что с каждым медленным шагом становилось все яснее, что кто-то использует фирму для прикрытия собственного мошенничества.
— А все ветеринарные клиники заказывают лекарства точно так, как и вы?
— Не думаю. У нас свои странности. Но до нынешнего момента это было удобно и не создавало никаких хлопот.
— А как насчет атропина?
— Мы все время его используем после операции на глазах, чтобы расширить зрачок. И вполне естественно, что он в малых дозах присутствует в заказах то там, то здесь.
Словно повторяя вчерашний день, я добрался до телефона и позвонил офицеру Рэмзи.
— Что на этот раз? — немного нетерпеливо спросил он.
— Ответы из фармацевтических компаний.
Короткая пауза и затем:
— В три часа сегодня днем в офисе клиники.
— Хорошо, — ответил я.
Мне пришлось одному встречаться с ним, поскольку Кен, что бы ни говорили злые языки, разносящие сплетни по округе подобно осиному рою, отправился на вызов к постоянному клиенту, тренеру скаковых лошадей, который хотел взять анализ крови у нескольких своих перспективных подопечных. Они с Оливером, как сказал Кен, были по уши заняты этой процедурой.
Офицер, казалось, тоже приехал один — его машина на стоянке была единственной. Я припарковался рядом и через всю стоянку прошел в пустынное здание: ни собак, ни кошек, ни врачей. Рэмзи ждал меня в офисе, открыв двери связкой ключей, не меньшей, чем у Кена. Его редеющие волосы растрепал ветер. Он больше чем когда бы то ни было казался здесь лишним.
Мы сели за стол, я отдал счета и объяснил важность инсулина и коллагеназы и способ, которым их можно заказать.
Он моргнул.
— Повторите, пожалуйста.
После моего повторного изложения он задумался.
Я подробно рассказал ему о цыганской игле и упомянул теорию Броуза относительно отцовства мертвого жеребенка.
Он опять моргнул и сказал:
— Вы хорошо поработали.
— Я обязан восстановить репутацию Кена.
— Гм. И вы мне для того все это сейчас рассказываете, — в обычной для себя грубоватой манере сказал он, — что, если я обнаружу, кто убивал лошадей, я узнаю, кто убил Скотта Сильвестра?
— Да.
— Вы сказали, что эта коверная игла, запутавшаяся в куске кишечника, находится у вас и что вы отправили образцы волос кобылы, жеребенка и жеребца протестировать на соответствие ДНК?
Я кивнул.
— Что еще? — спросил он.
— Атропин, — сказал я и повторил суждения Кена.
— Что-нибудь еще?
Я колебался. Он попросил меня продолжить. Я сказал:
— Я видел или был с визитом у владельцев или тренеров всех подозрительно умерших лошадей. Я хотел почувствовать, попытаться узнать, виновны они или нет. Выяснить, имеют ли они отношение к смерти собственных лошадей.
— И что?
— Двое виновны, один — точно нет, один — может быть, возможно, и еще один, но он этого не понимает.
Он осведомился о последнем, и я рассказал ему о старике Макинтоше с его видениями и провалами в памяти.
— Он помнит, — сказал я, — порядок, в котором скаковые лошади стояли раньше в свободных стойлах на конюшне. Он повторил их имена наизусть, как детскую считалочку. Он сказал, что шестой был Виндермэн. И действительно, одну из лошадей, у которой начались колики из-за атропина, содержали в стойле номер шесть. Я подумал, если Макинтошу дали яблоко или, скажем, морковку — кстати, он каждый день кормит лошадей, — чтобы накормить Виндермэна, он вполне мог заскочить в его стойло и скормить ее лошади под номером шесть.
— А вы уверены? — засомневался он.
