– Наверное, вы что-то сказали Киту относительно шантажа, – сказал я Конраду. – Он употребил это слово в связи с Ярроу. Вы все это слышали.
Конрад беспомощно махнул рукой:
– Кит все время приставал, чтобы я оставил эту идею с новыми трибунами, а я сказал, что не могу. – Он замолчал. – Но как вы все это разузнали?
– Так, по мелочам, – ответил я. – Например, я учился в той же школе, что и Ярроу.
– Архитектурной! – вставила Марджори.
– Да. Когда я увидел его… услышал его имя… то вспомнил, что с ним было что-то не так, но что именно, я никак не мог сообразить. И я разыскал человека, с которым учился в одной архитектурной школе, но уже лет десять не встречался, и поинтересовался у него. Все те годы он вел дневник и записал тогда, что ходят слухи, что Уилсон Ярроу получил очень престижную премию за проект, который представил на конкурс, а вскоре стало известно, что идея была не его. Премию у него отобрали, дело кое-как замяли, но отмыться от позорного пятна ему полностью не удалось, и теперь, помимо меня, еще несколько сотен архитекторов связывают его имя с нечестным поступком. В наших профессиональных кругах это долго помнится, ведь такие вещи так просто не забываются, и блестящая карьера, которую сулили Ярроу, не состоялась. На чертежах, которые он сделал для вас, значится только его имя, что может свидетельствовать о том, что он не работает ни в какой фирме. Очень может быть, что он вообще не имеет работы, а сейчас архитектурные школы выпускают столько архитекторов, что рынок просто не в состоянии поглотить всех, и значительное число их не у дел. Мне думается, что он видел в строительстве престижного ипподрома Стрэттон-Парк шанс вернуть себе имя. Думаю, он был готов на все, только бы заполучить этот контракт.
Все, даже Ребекка, слушали как завороженные.
– Еще до того, как я приехал в Стрэттон-Парк, Роджер Гарднер сказал мне, что там есть архитектор, проектирующий новые трибуны и ни бельмеса не понимающий в скачках, не представляющий себе, что такое поведение толпы, и не желающий ничего слушать, не принимающий советов, что он позорит ипподром и что даже нечего и думать отговорить вас не иметь с ним дела.
Я замолчал. Вместе со мной молчали все.
– Ну вот, – продолжил я, – я приехал на ваше собрание акционеров в прошлую среду, встретился со всеми вами и послушал. Я узнал, что каждый из вас хочет от ипподрома. Марджори хотела, чтобы все оставалось как было. Вы, Конрад, хотели новые трибуны, но если брать глубже, вы намеревались спасти Ребекку, хотя в тот момент я об этом не догадывался. Кит хотел продать ипподром и получить деньги. Ребекка нацелилась все кардинально переиначить, как она сказала, все должно было быть новым, новый управляющий, новый секретарь скачек, новый облик старомодного Стрэттон-Парка. Марджори блестяще провела собрание, перед ней склонился бы в восхищении любой дипломат, и так обработала вас, что все вышло по ее, а именно, Стрэттон-Парк должен был оставаться на обозримые времена таким, как был, не претерпев никаких изменений.
Дарт восхищенно взглянул на тетушку и почти расплылся в улыбке. Я продолжил:
– Это не устраивало Ребекку, не устраивало и Кита. Кит уже нанял актера Гарольда Квеста создавать беспорядки под видом демонстраций против скачек с препятствиями, они шумели перед главными воротами, стараясь отпугнуть людей от посещения Стрэттон-Парка, сделать его непривлекательным, чтобы он потерял доходность и обанкротился и вам так или иначе пришлось бы его продать, то есть продать самое дорогое, что в нем есть – землю. Он также велел Гарольду Квесту поджечь загородку-препятствие у открытой ямы на кругу для прыжков, потому что именно в этом месте погибла лошадь во время последних скачек, но получился просто пшик. Кит не отличается большим умом. Но вот Ребекка…
Я заколебался. Нужно было кое-что рассказать, жаль, что этого сделать не мог никто, кроме меня.
– В стрэттоновской семье, – снова заговорил я, подходя к сути издалека, – два добродушных, безобидных человека, Айвэн и Дарт. Один очень умный человек – Марджори. Есть Конрад, на поверку не такой уж сильный, каким видится со стороны, каким хочет казаться. В каждом из Стрэттонов в крови необузданность и вспыльчивость, которые уже обошлись вам в целые состояния. Соедините эти черты с недалеким умом и заносчивостью, и вы получите Форсайта с его косилками. Во многих Стрэттонах, как и в нем, живет уверенность, что все им сойдет с рук, а если не сойдет и выйдет наружу, могущественные родственники употребят свои деньги и влияние, загладят любой скандал, как всегда и получалось в прошлом.
– И как будет и в следующий раз, – твердо произнесла Марджори.
– И как будет и в следующий раз, – согласился я. – Однако скоро вам понадобится все ваше умение, чтобы спасти фамильную честь.
Удивительное дело, они продолжали внимать моим словам и не пытались прервать. Осторожно подбирая слова, я сказал:
– Ребекка умеет сдерживать свою необузданность, ее эмоции находят выход во время состязаний, требующих огромной сосредоточенности и умения сконцентрировать всю энергию в одном стремительном порыве. Она обладает великолепной отвагой и волей к победе. И невероятным, поглощающим все стремлением добиваться своего своими силами. Когда Марджори помешала ее плану получить новые трибуны, она принимает простейшее решение – отделаться от старых.
На этот раз Конрад начал было протестовать, ему вторила Марджори, но Ребекка с Дартом сидели, как в рот воды набрали.
– Я догадываюсь, – сказал я Ребекке, – что вы велели ему сделать это, в противном случае нечего и думать о контракте.
Она смотрела на меня немигающими глазами, как неукрощенная тигрица. Я произнес:
– Уилсон Ярроу уже был повязан, и очень крепко, этой попыткой шантажа. Он понимал, так же, как и вы, что разрушение части трибун будет означать неизбежную потребность отстроить новые. Он познакомился со старыми трибунами и, как архитектор, понимал, как с минимумом усилий получить максимум эффекта. Главная артерия всего строения – лестничная клетка. Достаточно, чтобы она провалилась, и все прилегающие помещения посыплются в сторону образовавшегося колодца.
– Я не имею к этому никакого отношения! – выкрикнула Ребекка.
Конрад вскочил со своего места. Конрад… был в ужасе.
– Я видел эти заряды перед тем, как они взорвались, – обратился я к Ребекке. – Я видел, как они были заложены. Очень профессионально. Я бы сам мог сделать так. И мне известны торговцы, которые, в отличие от моего друга, гиганта Генри, люди безответственные и могут без лишних вопросов спокойно продать вам все, что хотите. Но для тех, кто занимается взрывными работами, очень непросто рассчитать нужное количество зарядов. Каждое здание имеет свои собственные сильные и слабые стороны. И всегда подмывает использовать больше, чем меньше. То количество, которое использовал Ярроу, разнесло все здание.
– Нет! – Ребекка смотрела на меня уничтожающим взглядом.
– Да, – возразил я ей. – Вы с ним решили, что лучше всего это сделать утром в пасхальную пятницу, когда там не будет ни души.
