– Вот. – Дмитрий послал мыслеобраз. – Смотрите все.
Одновременно он представил себе первый слой Сумрака, где из потоков Силы проявляется здоровенный кукиш, адресованный Стригалю.
«Ничего я не буду словесно им объяснять. Дункель рассказал мне одному. Для узкого круга лиц. Совершенно секретно. Перед прочтением сжечь».
«Все правильно, наставник Дреер», – произнес в голове Дмитрия Стригаль.
Вряд ли тот видел сумрачную фигуру из трех пальцев, всего лишь игру воображения словесника. Инквизитор скорее всего оценил ход с мыслеобразом.
«Мертвые поэты» замерли. Дмитрий заметил, что Буреев вернул себе человеческий облик и даже стоит одетый. Воздействие Фуаран и резкое повышение уровня помогло оборотням с тем, что вызывало массу конфузов в школе.
Мыслеобраз – хитрая штука. Сгусток уже основательно переваренной в голове визуальной, аудиальной и чувственной информации, приправленный субъективным отношением. Для каждого принимающего он разворачивается по-своему. Именно потому в отличие от слепков ауры мыслеобразы никогда не рассматривались в качестве доказательства на Трибуналах Инквизиции. Но если требовалось что-то передать быстро, без долгих объяснений, цены им не было.
– Как-то так, – нарушил молчание словесник.
– Блин, мы же ему сами в пасть лезем, – сказал Толик Клюшкин.
– Как Иона во чрево кита, – усмехнулся Дреер.
– Лечебные пиявки, значит… – задумчиво произнес Артем Комаров.
– Дуремара на нас нет, – согласился Дмитрий.
– Инквизиция и есть наш Дуремар, – сказала Анна.
– Что делать думаете, господа? – поинтересовался Дреер.
– А вы что?.. – как-то непонимающе глянул на него Артем.
– А что я? – парировал Дреер. – Я, что ли, строил эту клятую линзу?
– Мы должны сдаться? Или сделать то же самое, что они?
– А вот этого я не говорил. Кому тут все деактивировать – найдется и без вас.
– А мы, значит, под Трибунал? – наконец-то заговорил человечьим голосом серый волк Буреев.
– Можно и без этого. Вы не хотели быть Светлыми и Темными? Не хотели пить кровь и все такое прочее? Вот и почувствуйте себя людьми. Когда выбираешь не что хочется, а что… – Дмитрий вдруг осекся. Кармадон предупреждал его не говорить лозунгами. – А не знаешь что!
«Мертвые поэты», кажется, задумались. Даже статуи и бюсты на газонах – тоже задумались. И парковые дубы, скованные стальными корсетами, чтобы не переломились от груза лет, вроде бы тоже ворочали деревянными мозгами.
– Если мы отсюда сейчас выйдем, – подытожил Дмитрий, – я приложу все усилия, чтобы вас взяли в Инквизицию. Вы теперь Высшие, знаете много, умеете тоже много. Такими не разбрасываются. Кто не был революционером в юности, у того нет сердца, кто остался им в старости, у того нет головы.
– Вы-то еще не старый, Дмитрий Леонидович, – заметила Маша Данилова.
– Седых волос вы мне определенно прибавили.
– Знаете, Дмитрий Леонидович, мы-то еще тоже не старые, – сказал Артем Комаров.
– И что?
– Мы-то можем… без головы. И без царя в голове.
– И что???
– Я не собираюсь тут все разбирать. Никто не собирается. Правда? – Артем повернулся к своим.
– Темыч, а Сумрак? – подал голос, едва ли не впервые на памяти Дмитрия, самый маленький в группе, Стас Алексеенко.
– А с Сумраком мы разберемся. Я тебе как бывший вампир говорю – лечебные пиявки, конечно, до сих пор ставят, как сто лет назад. Только сейчас уже есть переливание крови! Я – не пиявка, и ты тоже.
«М-да, неудачный пример выбрал Кармадон, – подумал Дмитрий. – Для этой аудитории, во всяком случае. Говорю как бывший учитель».
– Мы придумаем, – спокойно, как всегда взвешенно сказал Иван Данилов. – Помозгуем. Толян сообразит, Темыч распишет, Аня нарисует.
– Как у вас все просто… – выдохнул Дреер.
– Сумрак надо изучать. Стараться договориться, понять, в конце концов, – поддержала брата Маша. – Как тот океан в «Солярисе». Чего он хочет? Чего ему надо? Может, его лечить надо, тогда он переварит все сам, всю Силу мира.
– Правильно, Машка, – громыхнул ранним баритоном Буреев. – А у нас все Ночные, Дневные, пиявки да лягушки. Еще бы клизмы сумрачные!
– Спасибо, Дмитрий Леонидович, – сказала Голубева. – Мы понимаем, вы хотите как лучше, но…
– Хрен им, а не сдача! – отрезал бесцеремонный Буреев. – Так им и передайте.
– Сами передавайте. Я отсюда никуда не уйду, – сказал Дреер.
– Мы тоже. Нам отступать некуда, мы поклялись, – ответил Комаров.
– Ну и не отступайте, – пожал плечами Дмитрий.
– А вы как же? Вы же Инквизитор… – сказала Анна.
– У вас свой выбор, у меня свой.
– Вы нам не помешаете, – серьезно предупредил Иван.
– Я и не собираюсь. Мне самому интересно, что получится. Может, вы правы. Давно пора… придумать еще чего-нибудь, кроме пиявок.
– Если оставить все как есть, – сказала Анна, – никто ничего не придумает. Даже не постарается. За столько лет не постарались.
«Наставник Дреер!» – раздался в голове Дмитрия голос Стригаля.
Честно говоря, словесник и забыл, что его внутренний канал все время открыт для прослушивания. Но закрывать было поздно.
«Я здесь, Константин Сергеевич».
«Откройте портал. Вы знаете, как это делать».
«Но не умею».
«Держите внимание в точке открытия с вашей стороны. Остальное мы сами. Возьмем всех здесь и сейчас. Никто не пострадает. Открывайте!»
«Не выйдет».
Кажется, первым заметил отсутствующий вид Дреера опять-таки Артем Комаров. Во всяком случае, взгляд его стал подозрительным. Но Дрееру уже было некогда.
«Штурм извне невозможен, а вы сейчас внутри», – объяснил Стригаль.
«Вы не поняли. Я не открою портал. Даже если бы умел».
– Дмитрий Леонидович, – осторожно спросил Комаров, – с вами все…
– Не мешай! – раздраженно бросил Дреер. – У меня внутренний голос.
Но «мертвые поэты», кажется, почувствовали неладное. До того они стояли, обступив Дреера полукругом. Теперь же радиус геометрической фигуры существенно увеличился.
«Вы хорошо подумали, Дреер?»
Наставник Дреер, хотел поправить Дмитрий, но сдержался.
«Хорошо».
«Так вы поможете группе захвата?» – зачем-то переспросил Стригаль.
«С какой радости? Я останусь здесь».
«Да или нет?»
Дмитрия почему-то взбесила эта дотошность.
