— Не знаю, что это, — медленно, нараспев произнес он. — Влияние темных сил, что пытаются мной овладеть, или природная жажда чужой крови, что дана мне от рожденья, но… Но если ты сейчас, сука, не ответишь мне, какого черта тут происходит, я снесу тебе башку, и будь что будет.
Большим пальцем Кобылин взвел курок дробовика, и сухой щелчок громом разнесся по пустой комнате.
Алла, привставшая было с дивана, невольно откинулась назад, чуть не стукнувшись затылком о стену. Ее глаза внезапно посветлели, плечи опустились, и она судорожно принялась убирать от лица растрепанные волосы.
— Ладно, ладно, — быстро проговорила она. — Не пыли, пехота. Сейчас…
Она быстро откинула непокорные локоны назад, ловко скрутив из них лошадиный хвостик, перехватила его резинкой, а потом стянула распахнутую на груди блузку, пытаясь привести себя в порядок. На Кобылина, пытавшегося удержать дрожащий палец на курке, это не произвело никакого впечатления. Косо зыркнув на охотника, в глазах которого сверкала сталь, девушка передернула плечами.
— Ну, — бросила она. — Что?
— Ты — Лена, — рубанул напрямую Кобылин. — Я это понял. Это Вадик мечется по отелю?
— Да, — коротко отозвался дух, сидящий в чужом теле. — Этот подонок никак не успокоится.
— Как он это делает? — отчеканил Кобылин. — Как прыгает из тела в тело?
— О, — Алла мягко улыбнулась. — У каждого есть свой секрет. Вадик проникает в чужое тело, пользуясь черным ходом. Подлавливает тот момент, когда хозяин раскрывается, и тихонько подменяет его. Сначала тихонько подталкивает под руку, потом начинает указывать, что делать, а потом берет управление на себя.
— Ход? — переспросил Кобылин. — Какой ход?
— Гнев, — сухо отозвалась мертвая девушка. — Слыхал о таком смертном грехе? Ярость, когда человек сам себя не помнит. Говорят: он не в себе от ярости, он стал другим человеком. Вот это и есть дверка для тех, кто бродит снаружи. Неужели сам не почувствовал?
— А ты? — резко спросил Алексей, игнорируя вопрос. — Твоя дверь?
— Страх, — выдохнула Лена, — настоящий страх. Эта девчонка перепугалась до смерти. Она хотела убежать, скрыться, свернуться где-то калачиком и лежать от ужаса. Я… дала ей это убежище, позволила скрыться где-то в глубине сознания и взяла все на себя. Стала ее защитой от внешнего мира, стеной, прикрытием. Понимаешь?
— Чего ты хочешь? — спросил охотник, приподнимая дробовик.
— Я? — искренне удивилась девушка. — Ты что, не понял? Я хочу остановить этого подонка.
— Это ты закрыла дверь, — догадался Кобылин. — Зачем?
— Нельзя его выпускать в большой мир, — серьезно отозвалась покойница. — Там его потеряем. Он натворит столько дел…
— А на этих, местных, наплевать? — зло спросил Алексей. — Сколько народу он здесь уложил?
— Представь, сколько бы он уложил, если бы сейчас резвился на улицах города, — парировала девушка. — Это меньшее зло.
— Открой двери, — потребовал Кобылин. — Выпусти невинных, пусть в ловушке останемся только мы.
— Нет, — Алла покачала головой. — Так не пойдет. Он вырвется. Это тебе не сеть. Либо все закрыто, либо ничего. Я и так на грани, это все, что я могу.
— И как его остановить? — резко спросил Алексей.
Алла вздрогнула, отвела взгляд в сторону, рассматривая потертые шкафы, за которыми прятался свежий труп.
— Не знаю, — наконец сказала он. — Я не знаю. Хочу просто удержать его здесь. До утра. Быть может, когда взойдет солнце, мы снова… Снова уйдем.
— Куда? — выдохнул Кобылин.
Алла обернулась, криво ухмыльнулась, совсем не весело, смерила охотника тяжелым взглядом.
— А то ты не знаешь, — отозвалась она. — Ты же был там, за гранью. Я вижу шрамы на тебе, вижу отметины. Ты хорошо знаешь эту дорожку.
— Я только заглядывал через заборчик, — признался Кобылин, опуская дробовик. — Что там, на той стороне?
— У каждого по-своему, — отозвалась Лена. — Обычно ты уходишь сразу. Раз — и нет. Билет в один конец. Но иногда кто-то задерживается здесь. Как задержались мы.
— На что это похоже? — спросил Алексей, присаживаясь на диван рядом с покойницей, завладевшей чужим телом.
— У тебя сигареты есть? Курить охота, просто сил нет.
— Не курю, — машинально отозвался Алексей.
— Вот зараза, — Алла вздохнула, — на что это похоже? Тебе когда-нибудь приходилось во сне вдруг осознавать, что ты спишь и все это сон? Крохотный такой момент ужаса, который сменяется невыносимым облегчением, когда понимаешь, что все это понарошку?
— Приходилось, — прошептал охотник.
— Здесь все наоборот. Тягучий невыносимый ужас, затянувшийся кошмар, когда мимо тебя проносятся тени и голоса, каша из воспоминаний, фантазий и реальности. И самое яркое из этого — момент смерти, который ты переживаешь вновь и вновь, возвращаясь к нему, как к единственному светлому пятну. И каждую секунду ты с ужасом осознаешь, что это — реальность, а не сон. Все наоборот, понял?
— Понял, — буркнул Алексей, чувствуя, как волосы становятся дыбом. — И так у всех?
— У всех, кто не пошел дальше, кто задержался, разминувшись со жнецом.
— Жнецом? — Кобылин насторожился. — Это ты о ком?
— О жнеце. Такой тип с огромной косой и в балахоне, знаешь, да? Ой, да брось, на тебе его печать. Ты с ним встречался, ты весь пропитан его мерзким запахом.
— Может быть, — задумчиво отозвался Кобылин, припоминая хрупкую девчонку в джинсах и черной футболке. — Но я не знал, чем занимается жнец.
— Он дает напоследок хорошего пинка покойничку, — отозвалась Лена. — Собирает души и отправляет их дальше. Вроде инструктора по прыжкам у парашютистов. Придает ускорение, чтобы ты не задерживался тут, как мы с Вадиком.
— И почему же она, то есть он, не нашел вас? — осторожно спросил Кобылин.
— Он увернулся, — сухо отозвалась Лена. — Спрятался, сволочь. Струсил идти дальше. А я осталась, потому что остался он. Цеплялась за него, не давала вернуться обратно в мир живых. И вот… не удержала.
— Идти дальше, — пробормотал Алексей. — И что же там, дальше?
— Ха, — Алла потянулась, — если б знала, дружочек, то обязательно сказала бы.
— Узнаешь — скажи, — бросил Кобылин, поднимаясь с дивана. — Ладно. Будем считать, что поговорили.
— И что дальше? — спросила Алла, глядя снизу вверх на охотника, сунувшего дробовик за пояс джинсов. — Не будешь стрелять?
— В тебя? — удивился Алексей. — Зачем? Убью несчастную Аллу Владимировну, а тебе ничего не будет. Да и смысла нет. Даже если это откроет двери отеля, то этот подонок и правда вырвется наружу. А там я его ловить замучаюсь.
— Ты странный, — прошептала Алла, сверкая глазами, — не такой, как все. На тебе странные шрамы, за твоими плечами бродят тени, что не показываются мне на глаза. Они следят за тобой. От тебя несет жнецом, да так, что оставшиеся тут души боятся подходить к тебе. Ты сам похож на жнеца, у тебя его взгляд — безжалостный, беспощадный взгляд, которым провожают души в мир иной. Ты так часто виделся с ним, что перенял его привычки? Кто ты такой, Алексей?