Она положила кисть, вытерла руки о джинсы и села есть.
– Должна сказать тебе, Роб, одну вещь. Ты готовишь настоящий бифштекс, – проговорила она, набив рот.
– Благодарю» пустяки, – проурчал я с полным ртом. Мы съели все до крошки. Я закончил первый и сидел, откинувшись в кресле, наблюдая за ней. У нее было очаровательное лицо, полное силы и характера, с прямыми темными бровями. Она отбросила назад волнистые, подстриженные якобы в художественном беспорядке волосы, но на лоб все равно упала небрежная вьющаяся челка.
В моей кузине Джоанне таится причина, почему я не женат, если можно говорить о причине в двадцать шесть лет. Она старше меня на три месяца, и это дает ей преимущество всю нашу жизнь, и очень жаль, потому что я влюблен в нее еще с пеленок. Я несколько раз просил ее выйти за меня замуж, но она всегда говорила «нет». Во-первых, кузены, твердо объяснила она, слишком близкие родственники. И кроме того, добавляла она, я не волную ей кровь.
Во всяком случае, два других претендента успели больше, чем я. Оба они музыканты. И каждый из них самым дружеским образом рассказывал мне, какая Джоанна великолепная любовница, как она углубляет их восприятие жизни, дает удивительную силу их музыкальному вдохновению, открывает новые горизонты, и так далее и тому подобное. Они оба были довольно хорошо откормленными мужчинами с безусловно красивыми лицами. В первом случае мне было восемнадцать, и я сразу же в отчаянии уехал в чужие края и не возвращался в течение шести лет. Во втором случае я отправился в буйную компанию и напился первый и единственный раз в жизни. Оба приключения прошли не без пользы, дали хороший урок, но не излечили меня от любви.
Она отодвинула пустую тарелку и сказала:
– Ну а теперь в чем дело?
Я рассказал об Арте. Она внимательно слушала и, когда я закончил, проговорила:
– Несчастный человек. И несчастная его жена… Почему он это сделал, как ты думаешь?
– Наверно, потому, что потерял работу. Арт так любил совершенство во всем. И он был слишком гордый… Он никогда не признавал, что допустил какую-то ошибку… Думаю, он просто не мог смотреть в лицо людям, которые знали, что ему дали пинка. Но странная вещь, Джоанна, для меня он оставался таким же совершенством, как и раньше. Я понимал, что ему тридцать пять, но ведь это не старость для жокея, и, хотя все видели, как он и Корин Келлар, тренер, который его уволил, страшно ссорились, если их лошади проигрывали. Арт ничего не утратил в своем стиле, его мог бы нанять кто-нибудь, пусть и не в такие престижные конюшни, как у Корина.
– Я правильно поняла, ты считаешь, что смерть для него была предпочтительнее сползания вниз?
– Да, похоже, что так.
– Надеюсь, когда придет твое время уходить, ты не будешь пользоваться такими сильнодействующими средствами, – заметила она. Я улыбнулся, и она добавила: – Кстати, что ты думаешь делать, когда уйдешь?
– Уйду? Я еще только начинаю, – удивился я.
– И через четырнадцать лет ты станешь второразрядным, разбитым, желчным сорокалетним человеком, слишком старым, чтобы начать жизнь снова, и не имеющим ничего за душой, кроме воспоминаний о лошадях, которые никто не хочет слушать. – В ее голосе звучала досада и раздражение от нарисованной перспективы.
– И с другой стороны, ты, – подхватил я, – будешь толстое, средних лет контральто дублирующего состава, которое боится потерять внешность, и озабочено тем, что голосовые связки все больше и больше теряют эластичность и уходит точность звучания.
– Какая мрачная перспектива, – засмеялась Джоанна. – Ноя понимаю тебя. И потому не пытаюсь разочаровать в твоей работе, хотя она и не дает будущего.
– Но будешь продолжать отговаривать по другим причинам?
– Конечно. Это по сути пустое, непродуктивное, эскапистское (Эскапист (от англ. escape) – человек, стремящийся уйти от действительности) занятие, и оно побуждает людей растрачивать время и деньги на несущественное…
– Например, на музыку. Она взглянула на меня:
– За это ты сейчас пойдешь и вымоешь посуду. Пока я отбывал наказание за самую страшную ересь, возможную в семье Финнов, она снова занялась портретом, но наступили сумерки, и, когда я пришел с миром, предложив ей только что сделанный кофе, она оставила портрет до следующего дня.
. – У тебя телевизор работает? – спросил я, вручая ей чашку.
– Наверное, работает.
– Ты не против, если я включу его на четверть часа?
– Кто играет? – автоматически спросила она. Я вздохнул:
– Никто. Там программа скачек.
– О, прекрасно, если тебе надо…
Я включил телевизор, и мы увидели конец программы варьете. Затем последовал блок рекламы, потом открылись ворота ипподрома, и на фоне ускоренных съемок скачущих лошадей, в самых невозможных ракурсах возникла надпись «Скачки недели» и потом объявление о еженедельной пятнадцатиминутной передаче «Встречи для вас».
На экране появилось знаменитое лицо Мориса Кемп-Лоура, привлекательное, непринужденное, ироничное. Он начал с того, что просто и естественно представил гостя вечера, известного букмекера, и назвал тему сегодняшней передачи, объясняя, как делать ставки, основываясь на математических выкладках.
– Но сначала, – сказал Кемп-Лоур, – я хотел бы отдать дань памяти жокею стипль-чеза Арту Метьюзу, который сегодня на скачках в Данстейбле ушел из жизни по собственной воле. Думаю, многие из вас видели на экранах скачки, в которых он участвовал… и вы разделите со мной глубокое потрясение, что такая долгая и успешная карьера закончилась подобной трагедией. Хотя он так и не стал жокеем-чемпионом, Арт был известен как один из лучших мастеров стипль-чеза в стране, и его прямой, неподкупный характер служил великолепным примером для молодых жокеев, только вступающих в игру…
Джоанна, подняв брови, поглядела на меня, а Морис Кемп-Лоур, изящно закончив теплый некролог, посвященный Арту, вновь представил букмекера, который ясно и очаровательно продемонстрировал, как присоединиться к стану выигрывающих. Иллюстрацией к его беседе служили кинокадры и мультипликационные картинки, рисующие минута за минутой, как в Большом Лондоне ежедневно принимаются решения о стартовых ставках. Передача полностью отвечала высоким стандартам всех программ Кемп-Лоура.
Кемп-Лоур поблагодарил букмекера и завершил четвертьчасовую передачу обзором скачек на следующей неделе. Он не касался отдельных претендентов на победу, но давал такую информацию о жокеях и лошадях, которая усиливала бы интерес к предстоящим скачкам, так как публика что-то узнавала о прошлых достижениях соревнующихся. Его анекдоты были всегда интересными или смешными, и я слышал, что он приводил в отчаяние журналистов, пишущих о скачках, потому что его забавные истории всегда превосходили все, что могли придумать они.
Наконец он сказал:
– До встречи на следующей неделе в это же самое время. – И надпись «Скачки недели» исчезла вместе с ним.
