— Понял, — тихо отозвался Кобылин, чувствуя, как внутри сжимается холодный комок. — Вещий…
— Все, — отрезал тот, и Алексей увидел, что Олега трясет, словно в лихорадке. — Прощай, Кобылин. Больше не увидимся.
Алексей выпрямился. Он стоял навытяжку перед Вещим, что скорчился на грязном полу. Левую руку оттягивал чемоданчик, за спиной висела штурмовая винтовка, но правая рука была еще свободна. Он чувствовал, что должен сказать что-то или сделать. Не мог он уйти и бросить людей на растерзание нечисти. Даже Олега. Это никак не вязалось с работой охотника. Или нет? Быть может, это и есть правильный поступок охотника-одиночки, что смотрит вперед, заботится о будущем, а не остается в строю до последнего, чтобы отдать жизнь как обычный солдат?
— Иди, — прорычал Вещий, сжимая сведенные судорогой челюсти. — Ну!
Кобылин резко наклонился, нашарил руку Олега и крепко стиснул ее в своей ладони. Рука Олега была горячей как огонь, но Алексей не выпустил ее, сжал еще крепче.
— Прощай, — тихо сказал он. — Спасибо.
Резко выпрямившись, Кобылин быстро пошел к выходу, держась около стен, чтобы не попасть в простреливаемую зону. У дверного проема — голого, скалящегося осколками дверной рамы и разбитыми кирпичами — он задержался. Оглянулся. Вещий лежал на полу, откинувшись навзничь. Его сотрясали судороги, голова беспомощно болталась, скорченные пальцы скребли голый пол. Чем бы ни была эта дрянь, которую он себе вколол, она явно и не пахла витаминами.
Сжав зубы, Кобылин отвернулся и вышел в темный коридор. На лестничной площадке остановился, глянул вниз. Темный провал, в котором терялись лестничные ступеньки, манил своей бездонностью. На секунду Алексею показалось, что лестница ощетинилась длинными зубами, дрогнула, готовясь сглотнуть жертву. Алексей даже отступил на шаг. Но потом решительно шагнул вперед и начал спускаться. Там, в темноте, стоял Семен, один из близнецов, что потерял сегодня брата и готовился прямо сейчас отдать жизнь за то дело, в которое верил. Он не был ранен, как Олег, у него оставался крохотный шанс сбежать, но он оставался, чтобы умереть. Потому что он был солдатом, тем, кто остается в строю до самого конца, выполняя приказ. Но у него, у Алексея Кобылина, тоже есть свой приказ. Последняя просьба умирающего. Все это не должно закончиться здесь и сейчас. Охота должна продолжаться, иначе город накроет непроглядная тьма, что будет длиться вечно, пока кто-то, увидевший невозможное, вновь не выйдет ночью на темные улицы, чтобы взять след того, чьи лапы в крови. Тьма не должна победить. Ради этого можно пойти на подлость. Можно стать трусом. Можно взять на себя всю вину, стать омерзительным типом, лишь бы оставался шанс укротить наступающую тьму. А потом придут те, что будут чисты и честны. Те, что не умеют трусить и никогда не запачкают себя сомнением. Те, что будут лучше Алексея Кобылина, собравшегося бежать из ловушки и бросить в ней двух человек на съедение оборотням.
Кобылин спустился на пару ступенек вниз, до боли сжимая ручку чемодана. Стыд жег его изнутри, как пламя горелки, но он знал, что должен выполнить последний приказ Вещего. Это был разумный приказ. Взять наиболее живучего, того, у кого есть шансы выбраться, и отдать ему то, что нужно спасти. Конечно, можно плюнуть на приказ, он ведь всегда плевал на приказы и делал то, что считал нужным. Можно остаться тут, окунуться в кровавую горячку боя, и лечь на землю рядом с друзьями, гордясь тем, что не отступил, не побежал. Но будет ли он гордиться, лежа на земле, истекающий кровью, когда над ним появятся оскаленные морды тварей? Когда придет понимание, что это — все. Что закрыта последняя страница того, ради чего отдали жизни сотни незнакомых охотников, старавшихся не пустить тьму на порог человеческого жилища, как делали это на протяжении сотен, а может быть, и тысяч лет их предки? Закрыта эта страница, а он, кто мог хотя бы попытаться это предотвратить, поступил по-другому. Способен ли он, Алексей Кобылин, прервать эту цепочку только ради того, чтобы почувствовать себя честным и благородным человеком, чья совесть будет спокойной, когда чей-то клык вонзится в горло невинного человека, возвращающегося домой после рабочего дня? Умрет ли он со спокойной душой, зная, что выполнил все, для чего судьба вытащила его из грязи и подарила шанс начать все заново? Или будет мучительно жалеть о том, что пошел на поводу у своих эмоций и не выполнил приказа?
Прежде чем с головой опуститься в темноту на лестнице, Кобылин внезапно понял — он не может позволить себе быть честным и благородным. Не может позволить себе умереть так, как ему хочется. Он умрет так, как будет нужно для дела. Возможно, сейчас. Возможно, чуть позже. Но так, чтобы принести максимальную пользу, так, чтобы никто из охотников не посмел сказать: он поступил так ради себя. Именно это и значит быть охотником — внезапно понял Кобылин. Поступать как надо, а не как тебе хочется. Поэтому все охотники одиночки. Они несут на себе груз лжи, груз грязи и обмана, груз той необходимой частицы тьмы, которая должна сражаться с настоящей тьмой. Они должны так поступать, чтобы солдаты оставались солдатами — честными, прямыми, самоотверженными. Охотники лгут за них, предают за них, трусят за них — берут на себя все то, что не должен делать обычный и честный человек. Честь — ничто. Правда — ничто. Честность — ничто. Возможность стать на пороге между светом и тьмой, закрывая спиной маленький огонек от холодного дыхания черной пропасти — это все. Ради этого можно сделать все. Все.
Внезапно Кобылина затрясло, как от лихорадки. Ладони вспотели, в висках застучала кровь. За тот краткий миг, что понадобился ему, чтобы спуститься по ступенькам во тьму, он прожил целую жизнь. Внезапно он понял все — и почему до сих пор жив, и почему не смог найти общего языка с Олегом, и почему он иногда видит девушку в черном… Пару месяцев назад, впервые выходя на ночное дежурство, он думал, что присоединился к охотникам на нечисть. Думал, что стал охотником. Но это было не так. Эти люди не были охотниками. Да, они сражались, но были всего лишь солдатами, вышедшими на поле боя, когда в них возникла необходимость. Много месяцев он назывался охотником, но только сейчас понял, что не был им. А стал им только сейчас, в этот миг, ступая с пятой ступеньки на четвертую в старом разбитом подъезде, в одном шаге от собственной смерти. Возможно, ему так и не дано будет узнать, что такое быть настоящим охотником, потому что его жизнь закончится через несколько минут. Но эти минуты он проживет охотником. Не солдатом. Не обычным человеком — честным, добрым, всепрощающим. А орудием, слепым и безжалостным, что отделяет свет от тьмы, само же оставаясь на границе, в вечной полутьме.
Ступеньки кончились, и Алексей вскинул голову, прислушиваясь к темноте. Где-то здесь должен быть солдат, что решил до самого конца оставаться на посту. Он там — Кобылин слышал его дыхание, чувствовал биение его сердца. Чувствовал он и волну ужаса, нахлынувшую из темноты, как огромная приливная волна. Алексей не успел даже вскрикнуть, дыхание перехватило от мерзкого ощущения обреченности.
Выстрелы ударили совсем близко, взорвав темноту подъезда оглушающим грохотом. Вспышки короткой очереди из «калашникова» расцвели перед глазами Алексея, на секунду ослепили его, и охотник отшатнулся назад, едва не повалившись спиной на лестницу. И в тот же миг темнота взорвалась грохотом разбитой двери. Кобылин успел расслышать короткий человеческий крик, но ему на смену пришел вой — дикий, торжествующий вой. Из темноты вылетела громоздкая фигура и столкнулась с Кобылиным. Алексей повалился навзничь, пытаясь свободной рукой отпихнуть от своего лица оскаленную пасть, но сверху упало еще одно тело, и охотника завертело в бессмысленной возне, ничуть не похожей на бой.
