Медленно, не торопясь, наслаждаясь каждым шагом, Алексей шел по заснеженной дорожке к подъезду. На плечах нового пальто таяли снежные эполеты. Он выбрал черное, с легким серебряным оттенком. В магазине нашлось и угольно-черное, совсем как у Евгения, но Алексей выбрал это. Оно сразу мягко легло на плечи, ловко укутав его тощую фигуру, хоть и было на размер больше. Охотнику даже не хотелось его снимать, настолько ему понравились эти теплые объятья. Мягкое, но прочное, темное, но не броское. Теплое, но не жаркое, аккуратное, не мешающее движению — пальто очаровало охотника. У него еще никогда не было такой чудесной одежды, и он, не колеблясь, расплатился за него, хотя на эту сумму мог сделать еще один ремонт на кухне. Шляпу Алексей так и не подобрал. Вспоминая Евгения, он примерил несколько широкополых красавиц, но остался недоволен результатом. В шляпе и пальто он смотрелся на редкость глупо. Координатору как-то удавалось выглядеть одновременно стильно и грозно в таком наряде, а вот Алексею шляпы не шли. Зато услужливый продавец подобрал ему теплую кашемировую кепку в тон пальто. Из зеркала на Кобылина глянул солидный господин, которому не хватало только, пожалуй, очков в золоченой оправе, и он решил, что кепка вполне подойдет. Уже выходя из торгового центра, он купил тоненькую папку для документов из черной кожи. Взял ее под мышку, закутал горло длинным клетчатым шарфом и отправился домой.
Теперь, подходя к подъезду соседнего дома, он чувствовал себя превосходно. Новый облик ему удался — это Кобылин чувствовал всем сердцем. Чутье охотника подсказывало ему, что маскировка вышла хорошей и теперь все зависит только от его умения разговаривать. А вот тут удача могла ему изменить — Алексей никогда не умел играть словами. Но оставался шанс, что ему повезет.
У подъезда на длинной лавочке сидели две старушки. Они тихо и неторопливо переговаривались. Одна куталась в толстый мохнатый платок, накинутый прямо поверх старого пальтеца, другая, в красном китайском пуховике, сжимала в руках поводок, на бантик привязанный к ошейнику болонки, заросшей шерстью так густо, что теперь напоминала шерстяной клубок. И старухи, и собака, неподвижно сидевшая у лавочки, были густо засыпаны снегом, но исправно несли вахту у подъезда.
— День добрый, — поздоровался Алексей, останавливаясь у лавочки.
— Добрый, добрый, — подтвердила хозяйка болонки, подслеповато щурясь на гостя.
— Можно задать вам несколько вопросов? — осторожно спросил Кобылин.
— А ты кто такой будешь? — тут же откликнулась вторая старуха, натягивая намокший от снега платок на плечи. — Из милиции, что ль, а?
— Я из газеты нашего района, из «Опоры», — охотник улыбнулся, отчаянно надеясь, что старухи не признают в нем алкаша Кобылина из соседнего двора.
— Как звать? — грозно осведомилась старуха в платке.
— Виктор Кочергин, — представился Алексей, прикоснувшись рукой к козырьку кепки. — Можно присесть?
Не дав старушкам времени на ответ, он смахнул рукой снег с краешка скамейки и сел рядом, уложив папку на колени. Затея имела все шансы на успех — местная газетенка, набитая рекламой и глупыми статейками из трех абзацев, регулярно появлялась в ящиках всех жильцов, и ее название было знакомо всем обитателям района.
— Ишь ты, — отозвалась старуха с платком. — А документ есть?
— Нет у нас документов, — отозвался Алексей, — мы на общественных началах. Бесплатно делаем газету и бесплатно распространяем.
— Погоди, Иванна, — подала голос хозяйка болонки. — Тебе что нужно-то, милок?
— Да хотел насчет вашего соседа узнать, Головина, который из сто шестой.
— Так преставился он на днях-то, — перебила его бабка в платке. — Помер, царство ему небесное!
— Вот-вот, — подхватил Алексей. — А милиция-то, говорят, плохо работала? Бросили старика в квартире, не приезжали долго, тело родственникам не выдавали.
— Точно, — насупилась Ивановна. — Шныряли тут три дня, говорят, пропал Вася, а куда пропал, чего…
— Нашли ж его, — перебила хозяйка болонки. — И дочке, говорят, сообщили…
— Это ж когда? — взвилась обладательница платка. — Кто говорит?
— Да Петровна с утреца участкового встретила, он и сказал…
— Что ж ты молчала, дура, я же спрашивала тебя с самого утра!
— Э, — вмешался в начинающуюся ссору Кобылин. — Погодите! А что милиция? В тот день, когда нашли Головина, что там было, раньше? На милицию жалобы есть?
Это был ошибочный ход. Обе старушенции переключились на самозваного корреспондента и завалили его жалобами. И на милицию. И на коммунальные службы. И на соседей, начальника районной управы, и так вплоть до Чубайса. Алексей попытался вернуться к тому вечеру, когда нашли и тут же потеряли покойника Головина, но его жалкие попытки были решительно отметены в сторону как малозначащие. Кобылин, отчаявшись выудить из потока жалоб, перемежавшихся воспоминаниями о Союзе, хоть крупицу полезной информации, поддакивал старухам и пытался придумать, как отступить из словесного боя без потерь. Инициативу он потерял, оставалось лишь бежать.
Спасение пришло неожиданно — в лице старичка, распахнувшего дверь подъезда и важно ступившего на крыльцо с видом барина, вернувшегося в родную усадьбу. Обнаружив баталию у родного порога, он изменился в лице, переложил большой черный пакет с мусором в другую руку и решительно ринулся в бой.
— Что орете, бабы? — грозно осведомился. — Чего на пацана насели, а?
Кобылин обернулся к старику. Тот возвышался у лавки — с непокрытой седой головой, заросшей седой же щетиной, но грозный, как громовержец. Одет он был в зеленый китайский пуховик, от вида которого у Алекса защемило сердце — куртка казалась братом-близнецом его собственной, что пала в неравном бою с зомби.
— То корреспондент, Кузьмич, — отозвалась бабка в платке. — Жалобы вот собирает.
— Корреспондент, — насмешливо передразнил старик, щурясь на Кобылина. — Жалобы собирает…
— Да он насчет Васи спрашивал, — призналась хозяйка болонки, — а мы ему про тех иродов из сто девятой.
— Ироды и есть, — подхватила Ивановна. — Они ж вчера чего учудили…
И на ошеломленного Кобылина вновь обрушился словесный поток, он и дух не успел перевести.
— Ша, — рявкнул Кузьмич, — а ну, примолкли, балаболки! Тихо, бабоньки, хватит шуршать, аж уши заложило.
Старухи, видно уважавшие старика, примолкли.
— Вот и ладненько, — важно отозвался тот. — Ну-ка, корреспондент, пошли со мной. Помоги старику.
Кобылин ухватился за спасительное предложение и вскочил на ноги, чуть не обронив папку. Ивановна тут же вцепилась ему в рукав.
— Все запомнил, Витя? — спросила она. — Всю правду напиши, как есть!
— Напишу, все как есть, — обалдело пообещал Кобылин, решив, что был первый и последний раз, когда он представился корреспондентом.