— И все это время ты с ним спала? — спросил я.
Она улыбнулась:
— Ясное дело.
— И жила у них в доме?
— Нет, не с самого начала. Но последние шесть месяцев жизни Барбары провела там. И сын с дочерью относились ко мне как к младшей сестре.
— Наверное, не знали, что ты спишь с их отцом?
— Они это не обсуждали, — ответила она, — но думаю, что знали. А уж их мать — определенно.
— Что? Жена Джексона знала, что ты спишь с ее мужем?
— Конечно. Мы с ней это обсуждали. Она даже дала мне совет, ну, насчет того, как ему больше нравится. И еще говорила, что я помогаю снять с нее груз ответственности.
Как назло, в этот самый момент мы подъехали к лагерю Пирбрайт, так что не удалось выслушать дальнейшие откровения и пикантные подробности взаимоотношений в семье Уорренов.
Изабелла осталась в машине, я пошел на контрольно-пропускной пункт, получить разрешение на въезд.
— Прошу прощения, сэр, — сказал капрал, сидевший в будке. — Я не имею права пропустить на территорию гражданское лицо без соответствующего удостоверения личности.
— А что вы считаете для нее соответствующим удостоверением? — спросил его я.
— Водительские права или паспорт, — ответил капрал.
При ней не было ни того, ни другого. Я заранее спросил Изабеллу об этом.
— Но разве я не могу за нее поручиться? — спросил я.
— Только с разрешения начальства.
— Что ж, давай сюда начальство! — командирским тоном потребовал я.
— Никак не могу, сэр, — ответил он. — Это вам к адъютанту надо обращаться, а он отъехал.
Я вздохнул.
— Ну и что мне прикажете делать? — спросил я его.
— Вы можете пройти, сэр, но до машины на стоянке придется идти пешком.
— Но это же несколько миль! — Стоянка находилась на другом конце лагеря.
— Прошу прощения, сэр, — твердо заметил он. — Но мы обязаны исполнять законы и правила безопасности. Таков порядок. Нет удостоверения, нет и въезда.
«Что ж, это справедливо», — подумал я. В армии очень быстро начинаешь понимать, что порядок есть порядок. И безопасность — превыше всего.
— Тогда попрошу организовать мне какой-нибудь транспорт, — сказал я.
— Простите, сэр, — снова сказал он. — Свободного транспорта на данный момент не имеется.
Тогда я отступил на шаг, задрал штанину на правой ноге на шесть дюймов.
— Как я дойду до своей машины на этой чертовой штуковине? — Я приподнял ногу, затем опустил с характерным металлическим лязгом.
— Афганистан? — спросил капрал.
Я кивнул:
— Да. Мина. В Гильменде. Четыре месяца назад.
— Тогда без проблем, сэр, — сразу засуетился он. — Пусть леди проезжает, а на выезде покажет вот это. — И он протянул мне временный пропуск на автомобиль. — Только никому ни слова.
— Спасибо, — сказал я. — Буду нем как рыба.
Получалось, что отсутствие ноги все же давало кое-какие преимущества.
Смешно, что правила и порядки можно с такой легкостью проигнорировать, если приложить хоть толику здравого смысла. А безопасность? Да какая там безопасность!..
* * *
Я сделал приятное открытие — вести машину с протезом вместо одной ноги было на удивление легко. Немного потренировался на парковке, сделал несколько кругов и почувствовал: теперь можно выезжать и на трассу. И еще я был совершенно уверен, что скорее благополучно доеду до места назначения всего с одной здоровой ногой, нежели рядом с Изабеллой в ее маленьком «Фольксвагене», которым она управляла с помощью обеих ног.
Она решила проехать за мной девять миль от Пирбрайта до Элдершота. Настояла на этом.
— Хочу помочь перенести вещи, — сказала она. — И потом, много в твою машинку все равно не влезет.
Что правда, то правда, мой «ХК Ягуар»-купе не отличался вместительностью, но Изабелла не знала, сколь небольшим имуществом я успел обзавестись за пятнадцать лет службы в армии. Если бы этого барахла было в два раза больше, и то вполне влезло бы в «Ягуар». Но кто я такой, чтоб отвергать помощь хорошенькой женщины, пусть даже она и замужем?
Мы без всяких осложнений пересекли загруженные дороги Суррея и Гэмпшира, и Изабелла вела себя очень деликатно, стараясь не обгонять мой «Ягуар» на своем темно-синем «Гольфе», хотя в двух случаях я все же заметил, с каким трудом она сдерживается. И вот мы прибыли на склады.
— И это все? — изумилась Изабелла. — Да я больше беру на недельную поездку в Париж!
Рядом со мной стояли два темно-синих портпледа, а между ними — черный футляр из плотного картона семи футов в длину и четырех дюймов в окружности. Там и содержалось все мое скудное имущество.
— Много переезжал с места на места, — пояснил я.
— Ну, по крайней мере не придется нанимать грузовик для перевозки всего этого добра, — усмехнулась она. — А что у тебя здесь, в футляре?
— Сабля.
— Настоящая сабля? — Она была явно удивлена.
— Да, самая настоящая, — сказал я. — У каждого офицера должна быть сабля. Но в наши дни их используют лишь для церемониалов.
— А мебели у тебя, выходит, нет?
— Нет.
— Вообще никакой?
— Вообще. Всегда пользовался армейской. Прожил в казармах всю свою сознательную жизнь. А такой роскошью, как ванны в полный рост, пользовался только в отпусках.
— Просто не верится, — пробормотала она. — Какой на дворе век?
— В армии? Двадцать первый, это в том, что касается вооружения, и девятнадцатый, если оценивать жилищный комфорт и всякие там удобства. Ты пойми, вооружение куда важнее удобств. Ни один солдат не согласится получить дешевенький автомат, из которого невозможно толком вести стрельбу, или бронежилет, неспособный остановить пулю, по причине того, что какому-то чинуше пришло в голову потратить все деньги на туалет со смывом.
— Вы мужчины… — протянула Изабелла. — Девушки с таким положением вещей не смирились бы.
— Девушки не воюют, — парировал я. — По крайней мере, в гвардейской пехоте. Пока что еще нет.
— А что, когда-нибудь будут? — спросила она.
— Думаю, да.
— Ты против?
— Не против, если они станут сражаться наравне с мужчинами. Но нести на себе всю амуницию и обмундирование очень тяжело, нужно много сил. В израильской армии расформировали смешанные батальоны, когда узнали, что парни таскают за девушек их амуницию в обмен на секс. Ну и еще одна причина: боялись, что мужчины станут останавливаться и помогать раненым однополчанкам, вместо того чтоб продолжать бой.
