Мать снова съежилась в кресле.
— Единственный выход — найти, кто этим занимается, и остановить их, — сказал я. — А для этого вы должны ответить на мои вопросы.
— Только никакой полиции, — заметила мать.
Эта фраза заставила меня призадуматься.
— Но без помощи полиции шантажиста не найти.
— Нет! — теперь она почти кричала. — Никакой полиции!
— Расскажи мне о налоговых проблемах, — сказал я, пытаясь хоть как-то прояснить ситуацию.
— Нет! — снова крикнула она. — Никто не должен знать.
Она пребывала в полном отчаянии.
— Я не смогу помочь, если не буду знать, — пытался вразумить ее я.
— Мне твоя помощь не нужна, — в очередной раз заметила она.
— Джозефин, дорогая, — вмешался Дерек. — Нам без посторонней помощи не обойтись.
Снова пауза.
— Я не хочу сесть в тюрьму. — И тут она заплакала.
И мне вдруг стало страшно ее жаль.
Чувство жалости по отношению к ней было мне чуждо. Ведь большую часть жизни я провел, стараясь свести с ней счеты, переступая через обиды, мнимые и настоящие, ненавидя ее за отсутствие материнской любви и утешения. Наверное, теперь, с возрастом, я стал мудрее.
Я подошел к ее креслу, уселся на подлокотник, погладил мать по плечу и, наверное, впервые за всю свою жизнь заговорил с ней ласково.
— Послушай, мам, — сказал я. — Никто тебя в тюрьму не посадит.
— Еще как посадят! — ответила она.
— Ну откуда такая уверенность?
— Он так сказал.
— Кто? Шантажист?
— Да.
— Ну, знаешь, я бы не стал верить на слово этому типу.
— Но… — тут голос ее стих.
— Почему ты не даешь мне шанса помочь тебе? — тихо спросил ее я.
— Потому что ты сообщишь в полицию.
— Нет. Никакой полиции, — сказал я. «Но в таком случае разве я смогу оказать ей реальную помощь?..»
— Обещаешь? — спросила она.
Что мне оставалось?
— Ну, конечно, обещаю.
Оставалось лишь надеяться, что я смогу выполнить это свое обещание.
* * *
Постепенно, с уговорами и не без помощи допитой до дна бутылки «Реми Мартин», я наконец выслушал эту печальную историю в самых общих чертах. И ничего хорошего в ней не было. Мою мать действительно могли упечь за решетку, если б вмешалась полиция. Судили бы и признали виновной в уклонении от уплаты налогов. И она бы распрощалась с прекрасной своей репутацией, домом и бизнесом, даже если б осталась на свободе.
Как выяснилось, «маленький разрушительный план» матери зародился в голове одного хитреца, молодого бухгалтера, с которым она познакомилась на вечеринке лет пять тому назад. Это он убедил Джозефин, что она может зарегистрировать свой тренерский бизнес в оффшорной зоне, в данном случае в Гибралтаре. И якобы пользоваться всеми благами и выгодами безналогового статуса.
Сегодня тренировки скаковых лошадей стоят недешево, примерно столько же, сколько стоит обучение подростка в хорошей школе-пансионе, а у матери насчитывалось семьдесят пять стойл, и почти все они были заняты под завязку. Ее услуги пользовались большим спросом, а тот, кто пользуется спросом, может назначать высокие цены. И в год по налогам, которые составляли где-то пятнадцать-двадцать процентов от платы, набегало несколько сотен тысяч фунтов.
— Неужели ты ничего не заподозрила? — удивленно спросил ее я.
— Конечно, нет, — ответила она. — Родерик сказал, что все легально, раз мы зарегистрированы в безналоговой зоне. Даже документы какие-то показывал.
Родерик и был тем шустрым молодым бухгалтером.
— А эти документы у тебя сохранились? — спросил я.
— Нет. Они у Родерика.
«Ну, ясное дело, что у него».
— И еще Родерик говорил, что и владельцы останутся не внакладе, потому как владельцы скаковых лошадей имеют право на возвращение налога на добавленную стоимость. И выплачивает эти деньги правительство.
Таким образом, получалось, что моя мать воровала у правительства. Она не платила государству налогов, как полагалось, а владельцы лошадей требовали эти же деньги у государства. Заколдованный круг.
— Неужели тебе не показалось, что это слишком хорошо, чтоб быть правдой? — спросил я.
— Да нет, — ответила она. — Родерик говорил, что сейчас все так поступают, и я много потеряю, упустив эту возможность.
Похоже, этот Родерик умел очень ловко манипулировать людьми.
— А на какую фирму работает этот твой Родерик? — спросил я.
— Он не на фирму работает, он независимый эксперт, — ответила мать. — Совсем недавно окончил университет и на работу еще не устроился. Нам повезло, нашли такого уникального специалиста за небольшие деньги.
Я просто ушам своим не верил.
— А куда же девался Джон Милтон? — спросил я ее. Джон Милтон, сколько я себя помнил, занимал у матери должность бухгалтера.
— Вышел на пенсию, — сказала она. — И мне крайне не понравилась молодая дамочка, занявшая его место. Шустрила, иначе не скажешь. Вот почему я так обрадовалась знакомству с Родериком.
Можно представить, что любая бухгалтерша, не вызвавшая у матери симпатии, тут же заслуживала прозвище шустрилы, это еще в самом лучшем случае.
— Родерик — это его фамилия?
— Его звали Уорд, — сказала она.
— Почему звали?
— Да потому, что он умер, — вздохнув, ответила мать. — Попал в автокатастрофу. Примерно с полгода тому назад.
— Ты уверена? — спросил я.
— Что значит — уверена?
— Ты уверена, что он погиб, а не сбежал? — спросил я. — Уверена, что это не он теперь шантажирует вас?
— Послушай, Томас, не говори глупостей, — строго сказала она. — Статья об этом происшествии была напечатана в местной газете. Ну, разумеется, я точно знаю, что он умер.
Мне хотелось спросить ее, видела ли она мертвое тело Родерика Уорда. В Афганистане у талибов не подтверждали список убитых без предъявления трупа или, на худой случай, без головы в качестве доказательства.
— И как долго работал этот твой так называемый план? Когда ты перестала платить налоги?
— Примерно четыре года тому назад, — с несчастным видом ответила мать.
— А когда начала платить снова?
— О чем это ты? — спросила она.
— Теперь, надеюсь, ты платишь налоги как полагается? — спросил я, заранее страшась ответа.
— Ну, конечно, нет, — ответила она. — Как же я могу начать платить снова? Ведь они начнут задавать вопросы.
