И пошел. С Пастухом не попрощался. Зато Пастух приметил, как он, уже уходя, легко кивнул какому-то не видному со спины мужчине, стоящему у вагонных ступенек. А тот чуть кивнул в ответ. И полез в вагон, отдав проводнице билет. Кейс у него с собой был, ничего более. Цепочка, похоже, не прерывалась. Марину пасли. Бонд почувствовал, что прокололся и что прокол засекли, или как минимум он стал чем-то неприятен Марине. Потому без возражений и сошел в Белогорске. Плюс — толково сыграл достойно проигравшего. А сменщик вошел. Плановая смена караула? Может, и факт! И не исключено, еще кто-то в вагоне их караулит, носу почему-то не высовывая. Или высовывая, но неявно. Пастух этого «кого-то» пока не вычислил. Хотя… Пастух не хотел недооценивать Бонда. Казалось бы — никаких причин подозревать его в чем-то: ярок, обаятелен, велеречив и во всем этом убедителен. Так какого ж хрена его подозревать, образно говоря, в «Маринофобии»? Случайная встреча, случайное знакомство и отчего-то неслучайное расставание. С какого перепугу Марине сбрендило высаживать мужика даже не на полдороге, а на четвертушке ее или вообще на одной пятой? Спросить надо у нее.
А по ходу и не понять: Бонд этот и впрямь наймит неведомых врагов Марины и ее планов на будущее или просто вагонный игрок-профи, которому нынче не пофартило в игре?.. Бог знает…
Машинист впереди гуднул: мол, пора завязывать с Белогорском. Пастух помог Марине взобраться по ступенькам.
В купе Марина сказала:
— Как-то слабовато вы меня пасете, Пастух. Неужто ничего не поняли?
— Все я понял, Марина. Просто в вашей маленькой войнушке с этим Бондом помощник вам был не нужен. Сами справились. Но почему вы решили, что он — ваш потенциальный враг?
— Я не решила. Я знала. Он чересчур внимательно меня разглядывал еще во Владике, на перроне. И не входил в вагон до отправления.
— Как вы заметили? Мы же сразу вошли в купе…
— А дверь-то в коридор была открыта, Бонд… хорошая, кстати, кличка… мимо прошел… Ладно, я вам прощаю. Но сразу договариваемся: я — лучший пинкертон, нежели вы. Идет?
— Идет, — легко согласился Пастух. — Вы — лучший. Но я от вас никуда не денусь, уж не обессудьте… А почему вы решили, что это — слежка, а не обыкновенный интерес яркого мужчины к обаятельной женщине?
— Он не яркий, он блестящий. Как елочная фольга. А я, может, и обаятельная, но подозрительная. Это у меня с детства. И ведь редко ошибалась. Меня покойный муж шпионкой называл. Шутил… А слежка… При чем здесь она? Мне не нравится, когда кто-то начинает со мной кокетничать. Особенно те, кто явно моложе меня. Дурная игра! Я ж не забываю свой возраст, знаю ему цену и не желаю забывать. Уж простите…
— Ваше право. Лично я посмотрел прекрасный спектакль под названием «Игра навынос». Буквально… А как вы думаете, кто за вами пустил слежку и зачем? Если это слежка, конечно, а не наши подозрения…
— А вот это не мой вопрос, — засмеялась Марина, — а принимающей стороны. В первую очередь — ваш, товарищ из Академии наук. Я подозреваю, а вы, как профи, мои подозрения либо подтверждаете, либо опровергаете. Зачем меня пасут, а, Пастух? Я же простая, разве что шибко ученая женщина, но моя ученость не секретна — раз, не претендует на прикладной интерес к ней — два, не прибыльна — три, и вообще наши с мужем исследования сугубо теоретичны и будут таковыми еще черт-те сколько лет. Моей жизни точно не хватит… Так кому я нужна, бодигард мой милый?..
— Не знаю, — честно сказал Пастух. — Но я, в свою очередь, всего лишь сопровождающий. Если совсем просто — охранник. Мне и не требуется знание о причинах, по которым вам выделили охрану в моем лице. Я должен вас охранять до конечного пункта. Всего лишь. Поверьте, это в моих силах. А в ваших силах мне помочь. Как, возможно, в случае с вашим карточным партнером…
Он давным-давно не играл роли «всего лишь сопровождающего», все его боевые и не очень боевые роли были премьерскими, если театральную терминологию вспомнить. А здесь он впервые за долгие годы работал на втором плане, чуть ли не статистом, «тенью». И вот странно: не западло ему это было. Нравилось даже. Да и разве предскажешь заранее, что случится через минуту, через час, через день?.. Нормальный, до боли знакомый процесс выжидания: лежишь весь в веточках и травке за какой-то мохнатой кочкой и ждешь. Может, победы, а может, смерти…
Но все это не про нынешнюю его роль! Какая, к черту, смерть? Как там в старых хороших стихах: «Это тряска, это качка, ничего в ней нет такого. Это школьная задачка: поезд шел из пункта А. Это маленькая повесть все о том же: ехал поезд. Ехал поезд, ехал поезд к пункту Б из пункта А». И — ничего больше!
Помолчали. Сидели на диванчиках друг против друга, смотрели в окно. Там как раз вокзал поплыл назад, полчаса стоянки завершились.
— А мы так и не пообедали, — вдруг всполошилась Марина, — а есть хочется…
— Говно вопрос, — некуртуазно сказал Пастух, твердо зная, что Марину это не нагрузит. — Я зову проводницу. В купе пообедаем.
Ясно даже и ежу: Марину пасли мягко, но неостановимо. Кто-то заказал слежку. Зачем-то. Очень неявную. Ненавязчивую. Так, вприглядку. Они хотят — предполагал Пастух и другого варианта пока не видел, — чтобы объект их слежки тихо и мирно добрался до конечной станции, то есть до Ярославского вокзала. И не исключено, время от времени в каких-то «долгостояночных» пунктах филеры сменяют друг друга. Как сменили Бонда. Хотя тот, по мнению Пастуха, явно собирался ехать до конечной станции. Но просто не выпало ему. Пришлось сойти. А сколько глаз вместо него осталось? Одна пара? Две? Три?.. Пока все филеры ведут себя пристойно, не напрягают. А нового пассажира Пастух зафиксировал. Более того, он его знал. И знал давно и, не к большой радости, отменно.
Глава третья
Новый пассажир, очередной, судя по всему, филер, перемигнувшийся на перроне с Бондом, поселился через одно купе от Марины с Пастухом, место в нем свободным оказалось, да были, были в этом понтовом вагоне свободные места, не всякий странствующий их цену потянет. Через открытую купейную дверь Пастух видел, что филер вышел в коридор и встал у вагонного окна. Многолюдно Марину они пасли, сменных топтунов не считали. Спросить бы, кто эти «они», так ведь не ответят, суки, да и спрашивать не у кого…
— Я выйду минут на пять — десять, — сказал Пастух Марине. — Похоже, один старый знакомый в вагоне объявился.
Пастух подошел к новому пассажиру, встал рядом, сказал, глядя в окно:
— Здорово, Стрелок. В топтуны, выходит, подался?
— Платят, — коротко ответил Стрелок, ничуть не удивившись неожиданному вопросу. А может, и ожиданному. — Жить-то надо. У меня вон племяши каждый день жрать хотят, двое их у меня… А ты, как я заметил, поводырем прирабатываешь?
— Случается, — подтвердил Пастух, — но не в деньгах радость. А в том, что не всякому выпадает такое, чтоб с умным и интересным человеком без малого неделю провести.
— Это ты о бабушке о своей?
