Этти вернулась после проездки и вновь поменяла лошадей.
— Подсадите меня, — сказала она Алессандро бодрым голосом, так как Счастливчик Линдсей, подобно многим молодым чистокровкам, начинал нервничать, когда наездник долго садился в седло.
На какое-то мгновение я решил, что сейчас все раскроется. Алессандро вытянулся во весь рост, возвысившись над Этти на два дюйма, и бросил на нее испепеляющий взгляд. Этти этого не заметила.
— В чем дело? — нетерпеливо сказала она и, приподняв ногу, согнула ее в колене.
Алессандро посмотрел на меня с полным отчаянием, потом глубоко вздохнул, перекинул поводья Индиго через холку и подставил обе руки под голень Этти. Он подсадил ее довольно пристойно, хотя я бы не удивился, узнав, что он делает это первый раз в жизни.
Я благоразумно не рассмеялся, даже виду не подал, что произошло нечто необычное. Алессандро молча смирился с поражением. Правда, у меня не было уверенности, что надолго.
Мы вернулись в конюшни. Я отдал Кукушонка-Подкидыша Джоку и зашел в контору повидать Маргарет. Калорифер работал на полную мощность, и я не сомневался, что мне удастся обсохнуть до вечерней проездки.
— Здравствуйте, — экономя время на каждом слове, сказала Маргарет.
— Доброе утро. — Я кивнул, чуть улыбнувшись, и развалился в вертящемся кресле.
— Я опять вскрыла письма... Вы не возражаете? — спросила она.
— Напротив. И если вам не трудно, можете на них ответить.
Она удивленно на меня посмотрела.
— Мистер Гриффон всегда диктовал ответы.
— Если вам что-то непонятно — спрашивайте. Если считаете, что меня необходимо поставить в известность — сообщайте. Все остальное я оставляю на ваше усмотрение.
— Очень хорошо, — сказала она. По-видимому, она осталась довольна.
Я сидел в кресле отца, смотрел на его сапоги для верховой езды, незаконно мною присвоенные, и серьезно раздумывал над бухгалтерскими отчетами. Алессандро не был единственной неприятностью, которая грозила конюшням.
Внезапно дверь в контору с треском распахнулась, и в помещение со скоростью взбесившейся баллистической ракеты ворвалась Этти.
— Этот ваш чертов ученик!.. Ему придется уйти. Я этого не потерплю!.. Ни за что!
Она выглядела крайне раздраженной, глаза ее свирепо сверкали, а губы были сжаты в тонкую линию.
— Что он такого натворил? — примирительно спросил я.
— Умчался в своем идиотском белом автомобиле, оставив Индиго подседланным и в узде. Джордж говорит, что он просто отвел лошадь в денник, закрыл дверь, сел в машину и уехал. Взял и уехал! — Она умолкла, переводя дыхание. — А кто, по его мнению, снимет с Индиго седло, насухо оботрет, вымоет ноги, укроет попоной, принесет сено и воду, устроит подстилку?
— Я поговорю с Джорджем, — сказал я, — и попрошу его все сделать.
— Я уже попросила! — в бешенстве заявила Этти. — Но дело не в этом. Нам не нужен этот маленький пакостник Алекс! Ноги его больше здесь не будет!
Она посмотрела на меня, задрав вверх подбородок, явно показывая, что не собирается уступать. При приеме на работу или увольнении ее слово, как главного конюха, было решающим. Я не посоветовался с ней, взяв Алессандро, и она ясно давала понять, что теперь я просто обязан подчиниться.
— Боюсь, нам придется потерпеть, Этти, — сочувственно сказал я. — Будем надеяться, что со временем он исправится.
— Он должен уйти! — яростно заявила она.
— Отец Алессандро, — соврал я очень искренним тоном, — платит бешеные деньги за то, чтобы его сына приняли в конюшни учеником. С финансовой точки зрения это нам необходимо. Я поговорю с ним, когда он вернется к вечерней проездке, и постараюсь хоть немного вразумить.
— Мне не нравится, как он на меня смотрит, — сказала Этти, явно неудовлетворенная моим объяснением.
— Я попрошу его больше так не делать.
— Попрошу! — в отчаянии вскричала Этти. — Где это слыхано, чтобы ученика просили вести себя прилично по отношению к главному конюху?
— Я обязательно ему скажу, Этти, — ответил я.
— И не забудьте сказать, чтобы он перестал так вызывающе держаться с другими наездниками, они крайне недовольны. И скажите, чтобы ухаживал за своей лошадью после проездки, как все.
— Мне очень жаль. Этти. Но думаю, он не станет этого делать. Придется приставить к нему Джорджа. Естественно, за прибавку к жалованью.
— Конюх не обязан... обслуживать ученика, — сердито сказала Этти. — Это не правильно.
— Знаю, Этти, — согласился я. — Знаю, что не правильно. Но Алессандро — не обычный ученик, и мне бы хотелось, чтобы вы рассказали всем нашим наездникам и конюхам, что отец его платит кучу денег за обучение, потому что в голове у парня засела романтическая мысль стать жокеем. Наверняка он скоро одумается, уйдет от нас, и тогда все встанет на свои места. Она неуверенно на меня посмотрела.
— Если он не будет ухаживать за лошадьми, это не настоящее ученичество.
— Детали контракта оставляются на усмотрение подписывающих его сторон, — с сожалением в голосе сказал я. — Если я не возражаю против того, чтобы ученик занимался только верховой ездой, значит, ему необязательно ухаживать за двумя лошадьми. Поверьте, я сам отношусь к таким вещам неодобрительно, но что делать, если конюшням это выгодно?
Этти успокоилась, но все еще оставалась недовольной.
— Вы могли бы посоветоваться со мной, прежде чем соглашаться на такие условия.
— Вы правы, Этти. Мне очень жаль, что так получилось.
— А ваш отец знает?
— Конечно, — сказал я.
— А, ладно. — Она пожала плечами. — В таком случае попробуем что-нибудь придумать. Но, боюсь, дисциплина сильно пострадает.
— Ребята привыкнут к нему за неделю.
— Они обозлятся, если узнают, что он будет участвовать в скачках.
— Сезон открывается через месяц, — мягко сказал я. — Давайте посмотрим, как у него пойдет дело, ладно?
Вопрос был отложен до того дня, когда мне придется разрешить Алессандро участвовать в скачках, как бы плох он ни был и как бы этого счастливого шанса ни заслуживали другие.
* * *
Этти посадила Алессандро на довольно спокойную кобылу-четырехлетку, и, хотя это был значительный шаг вперед после старика Индиго, молодой Ривера остался недоволен. Со скорбным презрением он выслушал мою просьбу не глазеть на Этти и огрызнулся на предложение рассказать конюхам, что отец будто бы платит за его обучение.
— Это не правда, — надменно заявил он.
— Поверьте мне, — с чувством сказал я, — если бы это было правдой, вас бы здесь не было. Предложи ваш отец хоть фунт стерлингов в минуту.
