Как правило, мы приезжали на скачки в «Дженсене», но Карло всегда следовал сзади. Это стало настолько привычным, что я перестал обращать на него внимание.
Алессандро болтал в машине, не умолкая. Он говорил естественно, живо, нисколько не чувствуя себя скованным. В основном мы обсуждали лошадей, степень их подготовки и шансы на победу, но изредка мне удавалось узнать нечто новое из его домашней жизни.
Последний раз Алессандро видел мать, когда ему исполнилось шесть лет. Между ней и отцом разразился дикий скандал, который, как ему показалось, не прекращался много дней подряд. Алессандро сказал, что ему было страшно, так как родители не могли успокоиться, а он не понимал, в чем дело. Мать яростно накидывалась на отца, выкрикивая одно только слово, и он запомнил его на всю жизнь, хотя долгие годы не понимал, что оно значит. Стерильный. Его отец был стерильным. После рождения Алессандро он чем-то заболел, и мать все время дразнила и попрекала его этим. Он не помнил ее лица, только голос, которым она разговаривала с отцом, каждую свою фразу начиная со слов:
«После твоей болезни...»
Алессандро признался, что никогда не расспрашивал отца. Задавать ему вопросы на эту тему было невозможно.
Я подумал, что болезненное отношение к Алессандро, единственному ребенку, объяснялось тем, что у Энсо не могло больше быть детей, а так как Энсо был преступником, то есть человеком ненормальным, его любовь к сыну приняла уродливую форму.
Когда успехи Алессандро нельзя было больше назвать случайными, Этти довольно резко изменила отношение к нему, а о Маргарет и говорить не приходилось. В течение четырех дней мы работали в мирной обстановке, что при первом знакомстве с молодым Ривера казалось таким же нереальным, как снег в Сингапуре.
Но это продолжалось только четыре дня. Затем Алессандро явился утром и, глядя на меня чуть ли не со страхом, сказал, что его отец прибывает в Англию. Прилетает сегодня днем. В голосе его не слышалось радости.
Глава 13
Энсо остановился в «Форбэри Инн», и уже на следующий день после его приезда в поведении Алессандро произошла явная перемена. Он отказался поехать в Эпсом на моей машине: его отвезет Карло.
— Ну, конечно, — спокойно ответил я, и мне показалось, что Алессандро хочет как-то объяснить свое поведение... извиниться, в конце концов, но преданность отцу сильно ему мешает. Я печально улыбнулся и добавил:
— Если когда-нибудь надумаете, можете опять поехать со мной.
Что-то мелькнуло в его черных глазах, но он быстро отвернулся и, не отвечая, направился к «Мерседесу», а когда мы прибыли в Эпсом, я увидел, что вместе с ним из машины вылезает Энсо.
Энсо поджидал меня у весовой: безобидный толстяк невысокого роста, наслаждающийся апрельским солнышком. Без пистолета с глушителем. Без гангстеров в резиновых масках. Без веревок, стягивавших мне руки, и шприца с промазином. И тем не менее у меня по спине пробежали мурашки.
Энсо держал в руке мое письмо, и враждебный взгляд, который он бросил на меня из-под набрякших век, превзошел бы любой взгляд из богатой коллекции Алессандро.
— Ты нарушил мои инструкции, — сказал он голосом, от которого и не такие смельчаки, как я, бежали куда глаза глядят. — Я сказал тебе, что Алессандро должен заменить Томми Хойлэйка. Я вижу, что этого не произошло. Ты даешь моему сыну какие-то крохи. Ты это исправишь.
— Алессандро, — ответил я, стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение, — предоставлялось значительно больше возможностей, чем обычным ученикам за первые шесть месяцев.
Глаза Энсо сверкнули подобно прожектору в тысячу киловатт.
— Ты не будешь разговаривать со мной в таком тоне. Ты сделаешь то, что я тебе говорю. Ты понял? Я не потерплю постоянного нарушения моих инструкций.
Я задумался. В ту ночь, когда меня похитили, он разговаривал очень расчетливо и хладнокровно, но сейчас, казалось, его пожирал какой-то внутренний огонь. От этого Энсо не становился менее опасным. Скорее наоборот.
— Сегодня днем Алессандро участвует в скачках с препятствиями на очень хорошей лошади.
— Он говорит, эти скачки не важны. Он говорит, что важно выиграть большой приз Метрополии. Он должен участвовать в этих скачках.
— Он вам сам сказал? — с любопытством спросил я, потому что на эти скачки мы заявили Движение, и даже Томми Хойлэйк не слишком радовался предстоящему событию.
— Конечно, — очень уверенно заявил Энсо, но я ему не поверил. Видимо, он просто вынудил Алессандро сделать подобное заявление.
— Боюсь, не удастся уговорить владельца, — ответил я, стараясь, чтобы сожаление в моем голосе прозвучало как можно искреннее. — Он настаивает на Томми Хойлэйке. Он непреклонен.
Энсо запыхтел, но отказался бороться за проигранное дело.
— В будущем ты приложишь больше стараний, — произнес он. — Сегодня я тебя прощаю. Но не может быть никаких сомнений, даже тени сомнения, что Алессандро будет участвовать в скачках на приз в две тысячи гиней. На этой твоей лошади. Архангеле. На следующей неделе он сядет на Архангела. Ты меня понял? На Архангела.
Я ничего не ответил. Посадить Алессандро на Архангела было сейчас так же невозможно, как и раньше, даже если бы я этого захотел. А я не хотел. Банкир никогда не согласится заменить Томми Хойлэйка учеником с пятинедельным стажем, тем более на единственном фаворите в дерби, которого он приобрел первый раз в жизни. И ради благополучия моего отца я просто обязан был найти для Архангела самого хорошего жокея. Энсо принял мое продолжительное молчание за знак согласия, выразил на лице удовлетворение и повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.
Алессандро провел скачки просто отвратительно. Он знал, что перед ним та же дистанция, что в дерби, и понимал, что я даю ему возможность попрактиковаться перед большими скачками учеников, которые должны были состояться через два дня. Но он безнадежно все перепутал, плохо вошел в поворот, не сумел сохранить равновесия до и после прыжка через препятствие и, соответственно, не смог до конца использовать скоростные данные лошади.
Спешившись, Алессандро быстро отвернулся, чтобы не встретиться со мной взглядом.
А когда Томми Хойлэйк выиграл большой приз Метрополии (причем Движение выглядел после этого таким же изумленным, как я сам), Алессандро куда-то исчез на весь день.
На этой неделе он участвовал еще в четырех скачках, и ни в одной из них себя не проявил. Алессандро отдал победу на скачках учеников в Эпсоме по собственной глупости, не правильно рассчитав время и оказавшись последним за полмили до финиша. Сделав резвый бросок слишком поздно, он проиграл расстояние в полголовы скакуну, занявшему третье место, хотя преодолел последний этап быстрее всех.
В Сандауне в субботу днем два владельца заявили мне, что лошади их слишком дорого стоят и они не согласны с моим мнением об Алессандро как хорошем наезднике. Они упомянули моего отца, который сразу разобрался бы что к чему, и потребовали другого жокея.