— Я привык добиваться всего, чего захочу, — сказал он.
— Прекрасно, — сухо ответил я.
Теперь мы определенно расположились по разные стороны баррикады. Я чувствовал, что он старается перестроиться, собирается с силами, чтобы самому принять участие в сражении, которое — в чем он не сомневался — давно уже выиграл его отец.
— Я приступлю немедленно, — заявил он.
— В данный момент, — небрежно пояснил я, — мне необходимо завершить вечерний обход. Если вас не затруднит подождать, то по окончании обхода мы обсудим ваше положение в конюшнях. — Вежливо поклонившись, совсем как постороннему, и не дожидаясь, пока он снова ринется в бой, я плавно развернулся и, не торопясь, отправился к Этти.
Мы методично обошли все конюшни, коротко делясь замечаниями о резвости и скоростной выносливости лошадей и составляя программу тренировок на следующее утро, а затем остановились у четырех наружных денников, один из которых пустовал, молчаливо напоминая об утрате Лунного Камня.
«Мерседес» все еще стоял на прежнем месте. Ривера с шофером сидели внутри. Этти, с вполне объяснимым любопытством, посмотрела в их сторону и поинтересовалась, кто это приехал.
— Новый клиент, — лаконично ответил я. Она удивленно нахмурилась.
— Как же вы могли заставить его ждать?
— Не бойтесь, — с горькой, понятной лишь мне иронией ответил я. — Никуда он не денется.
Но Этти не впервой приходилось принимать новых клиентов, и она твердо знала, что их нельзя заставлять ждать в машине. Она метеором промчалась со мной по трем последним денникам. Я подумал, что завтра она уже не будет проявлять подобного рвения.
Открыв заднюю дверь «Мерседеса», я коротко сказал:
— Пройдемте в контору.
Алессандро пошел вслед за мной без единого слова. Я включил радиатор, уселся на место Маргарет за столом и указал ему на вертящееся кресло. Он не стал спорить по пустякам и также молча опустился на сиденье.
— Итак, — заговорил я голосом журналиста-профессионала, берущего интервью, — вы желаете приступить к работе завтра.
— Да.
— Простите, а кем вы хотите работать? Он замялся.
— Жокеем.
— Как же так? — резонно возразил я. — Скачки еще не начались. Сезон открывается примерно через четыре недели.
— Знаю, — сдержанно ответил он.
— Я имел в виду совсем другое. Хотите работать в конюшнях, ухаживать за двумя лошадьми, как все наши ребята?
— Конечно, нет.
— Что тогда?
— Я буду ездить верхом и тренироваться, два-три раза в день. Ежедневно. Я не буду чистить денник и таскать сено. Я хочу ездить верхом.
Да. Похоже, наши наездники во главе с Этти будут от него в полном восторге, не хватало мне только столкновений с обслуживающим персоналом или, иными словами, бунта на корабле, который не заставит себя ждать. Никто не захочет убирать навоз и ухаживать за лошадьми ради счастья лицезреть Риверу в седле.
— Скажите, у вас большой стаж работы с лошадьми?
— Я умею ездить верхом, — отрезал он.
— На скаковых лошадях?
— Я умею ездить верхом.
Наш разговор зашел в тупик. Я попытался подступиться к Ривере с другой стороны:
— Вы участвовали хоть в каких-нибудь скачках?
— Я участвовал в любительских скачках.
— Где?
— В Италии и Германии.
— Победили хоть в одной? Он мрачно посмотрел на меня.
— Я победил в двух.
И на том спасибо. По крайней мере, он не свалится с лошади.
Победа в данном случае не играла роли, потому что его отец принадлежал к числу людей, способных подкупить фаворита и уничтожить любую оппозицию.
— Но сейчас вы хотите стать профессионалом?
— Да.
— Тогда мне необходимо подать заявку, чтобы вам выдали жокейские права.
— Я сам подам заявку. Я покачал головой.
— Вам придется получить ученические права, а представить заявку на рассмотрение распорядителей должен буду именно я.
— Я не желаю быть учеником.
— Если вы не станете учеником, — терпеливо объяснил я, — то не сможете потребовать для себя скидки на вес. В Англии, в скачках без препятствий, скидка на вес предоставляется только ученикам, иначе ни один владелец не допустит, чтобы вы сели на его лошадь. Короче, если у вас не будет скидки на вес, можете забыть о том, что когда-то вы собирались стать жокеем.
— Мой отец... — проговорил он.
— Ваш отец может кричать до посинения, — перебил я. — Его угрозы не стоят выеденного яйца. Я не могу заставить владельцев поступать, как ему хочется, я могу лишь попытаться уговорить их. Если у вас не будет скидки на вес, уговаривать их — безнадежное дело.
С каменным лицом Алессандро обдумывал мои слова.
— Мой отец сказал, что получить права может каждый и что учеником быть необязательно.
— Теоретически — верно.
— Но на практике все по-другому. — Это было скорее утверждение, чем вопрос: он ясно понял, о чем шла речь. И тут я задумался, насколько велико его желание стать жокеем. Не исключено, что, прочитав Ученический Акт и разобравшись, к чему обязывает подобный документ, он просто повернется и уйдет.
Я порылся в одном из ящиков стола Маргарет, где все было уложено по порядку, и вытащил отпечатанную копию соглашения.
— Здесь требуется ваша подпись, — небрежно сказал я.
Он прочитал текст, не моргнув глазом, что само по себе было удивительно, если принять во внимание пункты договора.
Я стал вспоминать знакомые с детства слова:
«...Ученик верно, преданно и честно будет служить своему Господину, подчиняться ему и выполнять все его законные требования... и не уйдет со службы и не предаст другому дела своего Господина... и будет отдавать Господину все деньги и другие предметы, которые ему заплатят за проделанную работу... и во всех делах и поступках будет вести себя, как должно верному и преданному Ученику...»
Алессандро положил договор на стол и посмотрел на меня.
— Я не могу этого подписать.
— Необходима также подпись вашего отца, — пояснил я.
— Он не подпишет.
— Значит, говорить больше не о чем, — с облегчением сказал я, откидываясь на спинку стула. Он вновь посмотрел на меня.
— Адвокаты отца составят другое соглашение. Я пожал плечами.
— Типовая форма обязательна. Статьи Акта были написаны еще в средние века и относились к ученикам всех ремесел. Если вы измените дух и букву закона, договор перестанет отвечать требованиям, необходимым для получения жокейских прав.
