Он тронул девушку за руку. Тёплая. Выходит, если бы он проснулся минут на пятнадцать-двадцать раньше, то успел бы остановить? Может, и сейчас ещё не поздно: если срочно отвезти в реанимацию, то медики успеют вытащить? А смысл? Фрам свой выбор сделала. Днём раньше, днём позже – разницы нет.
Вчера Борн доложил о ликвидации предпоследнего квантера. Последний стоял в лаборатории Ирвинга, и старый псих пообещал, что прикуёт себя к нему и пусть их сжигают вместе. И хрен с ними, с обоими. На сегодня Мартин запланировал перевод энергостанции в режим фугаса, благо президентский чемоданчик с кодами доступа теперь у него. Последнее, что он мог сделать для своих людей – освободить их от трудного выбора.
Он набрал номер на визифоне.
– Дежурный? Это Брут, если не узнал. Здесь суицид, высылай бригаду. Парк, восточная алея, справа от дорожки, метров сорок. Ладно, я подожду, покажу место.
Бригада примчалась молниеносно – старший куратор ждёт! Тело сняли с ветки, упаковали в мешок, увезли. И в парке вновь стало пусто. Мартин хотел тоже уходить, как вдруг понял: нет, он здесь не один! Девушка в длинном плаще топталась неподалёку от места самоубийства. Сначала она показалась Мартину незнакомой, потом узнал: подружка братцев Корсанов, та, что работает у старшего, а спит с младшим. Хотя не факт, что только с младшим.
Девушка опасливо зыркнула на Брута, вынула из-под плаща палку с приделанными на конце металлическими стерженьками и принялась… Она что, опять подметает?! Не иначе крыша поехала.
Впрочем, Мартин не сильно удивился. За последние месяцы сумасшедших в Наукограде объявилось не меньше, чем самоубийц. Хотел подойти, увести. Потом рукой махнул – не хватало только с психопаткой возиться. Пусть себе подметает. Предупредить Огнея, а то, не ровён час, оттяпает ему…
Мартин криво усмехнулся. И тут же нахмурился. Говорить со старшим ловцом не хотелось. И в глаза Корсану смотреть не было желания. Потому что придётся признавать: мальчишка был прав. Нет выживших за пределами Наукограда, а Гамильтон – такой же ненормальный, как эта «подметальщица».
Нет, ничего он не будет говорить Корсану. А всех сумасшедших сегодня «вылечит».
Мартин вдруг удивился собственному решению. Зачем такая спешка? Да, Борн отчитался. Но он мог и ошибиться. Нужно тщательно всё проверить. Враг коварен, вполне способен затаиться и выжидать. А неделя отсрочки ничего не испортит. Или месяц. Люди потерпят.
Брут выбрался на аллею и побежал домой, к коттеджу.
Ирвинг сидел в лаборатории в полном одиночестве. Он сильно сдал за прошедшую зиму. Превратился из полного сил и энергии пожилого мужчины в дряхлого, сгорбленного старика. Мешки под глазами, глубокие морщины, заострившийся нос, выпирающие из-под кожи скулы – некому было проследить, чтобы старый учёный вовремя завтракал, обедал и ужинал, а сам Гамильтон часто забывал о еде. Впрочем, изменений в собственном облике он тоже не замечал. Если бы спросили, когда он последний раз смотрелся в зеркало, Гамильтон не смог бы ответить.
От лаборатории квантовой физики мало что осталось. По приказу Брута ловцы уничтожили все квантеры на планете, включая и те, что обслуживали основной и резервный ЦУПы. Связь со спутниками оборвалась, погасли один за другим сегменты визуализатора. Остались лишь столбцы чисел на мониторах – как на заре экспериментов. Неважно! Великого Ноо Ирвинг видел и сквозь числа. И пока работал лабораторный квантер, мог с ним общаться.
Разумеется, Бруту очень хотелось сжечь и этот. Но тогда – крах всему. Без квантера и станция сканирования вакуума, и коллайдер превратятся в бесполезный хлам, а катастрофа действительно станет необратимой. И он, Ирвинг, ни-ког-да не вытащит дочь из той чёрной бездны, в которую она провалилась.
Гамильтон сбился со счёта, сколько раз он терял надежду. Но когда опускались руки и наваливалась тоска безнадёги, в памяти всплывало лицо Елены: «Ты позаботишься о Маринке?..» Он ведь обещал! И пока жив, не откажется от своих слов.
Ирвинг смотрел на бегущие по экрану столбцы цифр. Смотрел в лицо Великого Ноо. В чём он ошибся? Может быть, зелёные и синие нити ввели в заблуждение? Теперь их нет. Но это казалось так естественно: ноосферы компьютеров и людей жёстко детерминированы. Они хоть и занимают одно и то же пространство, но нигде не пересекаются. Кварк-глюонная плазма должна была вызвать декогеренцию ячеек первой, но никак не второй. Он столько раз проверял расчёты!
Тем не менее сцепленность уничтожена. Они открыли ящик и убедились: кошка мертва. Кольнула дикая в своей нелогичности мысль: нельзя было выходить из-под купола, пока светились красные стрелки! Эксперимент сдвинул реальность в неустойчивое положение. Не следовало наблюдать её в неподходящий момент. Дождались бы синих, и всё оказалось бы хорошо, внешний мир остался на месте. И Марина стояла бы у ворот, здоровая и весёлая, с этим своим грязнулей.
Ирвинг застонал, замотал головой, стараясь выбросить ересь из головы. Глупости! Нет никаких стрелок – он ведь их не видит! Если это сообщения Великого Ноо, то почему он оказался обойдённым?! Он, который привык считать Ноо чуть ли не другом.
Друзьям не плюют в лицо пучком хромоплазмы…
Гамильтон запустил пальцы в шевелюру, принялся чесать что было силы. Думай же, дурак, думай! Почему ты не замечаешь очевидного? Если человека декогерировать, он утратит интуицию, прозрение, но никак не рассудок! Превратится не в лишённое разума животное, а скорее в бесчувственного робота. Ведь лабораторный квантер, отключенный от ноосферы ещё до эксперимента, продолжает работать, решает задачи, пусть их спектр и значительно сузился. Почему людей постигла такая беда? И почему исключительно внешнемирцев? Что спасло жителей Наукограда? Силовой купол? Ерунда! Для квантовой сцепленности не существует преград и расстояний. Вон в правительственном бункере никто не спасся. Думай, дурак, думай!
По щеке прокатилась слеза. Губы прошептали беззвучно: «Ноо, я был не прав. Прошу, пожалуйста, верни мне Марину… Верни всех!»
И, словно отвечая ему, один из столбцов на крайнем мониторе начал наливаться синевой. Вектор?! Это совсем не походило на то, что описывали другие. Но ничем иным синяя стрелка быть не могла.
Теперь Николай знал, для кого он построил «хамелеон Теслы». Разумеется, не для обдолбов. И не для людей Наукограда. Для себя. Взлететь в небо высоко-высоко, прорвать опостылевшую пелену туч, подняться к самому солнцу, как Икар… Чтобы, как Икар, не возвращаться на землю. Потому что здесь делать больше нечего. Да, Огней со своими ловцами ещё мечется по планете, выискивая уцелевших или – вовсе уж фантастика! – вернувшихся. Ирвинг сутками сидит в лаборатории, придумывает способ повернуть эксперимент вспять. Брут ещё что-то планирует, пытается удержать город от полного хаоса. Но Николай уже понял: всё кончено!
Смешно: он был уверен, что умрёт от зелёного вируса, как отец. Подсчитывал, сколько осталось до того дня, когда паралич перекинется на руки, и сколько, пока откажет мозг. А ждать ничего не нужно. Трансформ давно собран, все предварительные испытания закончены. Его «чайка» готова взлететь хоть сегодня. Сегодня и взлетит…
