– Посёлки, – дядя Иван прокашлялся, горло вдруг охрипло, – посёлки экспериментальные на месте. Потомки Лорда продолжают играть в богов. Только Спирари… Его нет. Совсем нет, разрушен до основания. И следов Дворников в том мире я не обнаружил. Сутки искал. Нет там нашего брата.
Костик спал с лица. Кажется, он даже дышать перестал.
– Но как же так. Марина… Мы зря её искали? Всё напрасно?
– Может, и не всё. Мы нашли ключ, но не подумали, что к нему необходим ещё и замок. Вот что, – Дворник достал из походной сумки тонкую металлическую пластину, – дай-ка ей это. Вдруг сама подскажет, для чего она здесь?
Марина с Костей прогулялись немного у самой кромки воды, затем свернули к базе Дворников. Константин шёл молча. Обычно улыбчивый, сейчас беспрерывно хмурился, морщил лоб. И бледный какой-то. Переживает из-за Ярославы? Марина уже выяснила, что парню семнадцать лет, а его сестре Анише двадцать семь. Но внешне оба выглядели года на двадцать четыре – двадцать пять. И Костя вовсе не был похож на семнадцатилетних детей, которых она встречала в Коке и Наукограде.
Тропинка вывела их прочь от базы, к длинным полуразрушенным строениям, за которыми начинался пустырь, поросший красноватой травой.
– Мои друзья не любят это место, слишком от него веет погибшей цивилизацией. А мне нравится приходить сюда, напомнить самому себе простую истину – ничто не вечно.
Марина кивнула.
– Это ведь Нуук, верно? Город Доброй Надежды?
– Да. Сэла дала ему новое имя. Сэла вообще многое дала нам, Дворникам. Потрясающая была женщина.
Марина едва заметно поморщилась. Помнила она, что с этой «потрясающей» остался её сын.
– Знаю, вас кое-что связывало, – словно прочитав мысли, сказал Костя. – И, думаю, ты должна это увидеть.
Он протянул ей серую, потёртую от времени металлическую пластину с двумя проводками по бокам. Марина покрутила её в руках.
– Было у меня когда-то нечто подобное. Неужели это…
– Гипнодневник Сэлы Фристэн. Ты должна знать нашу историю.
Дневник Сэлы
«…Резкий запах ударил в нос. Сэла не удержалась, чихнула, открыла глаза.
– Очнулась, слава богу. – Ксения убрала флакончик от лица подруги.
– Это я виноват, – признал Давид. – Очень натурально падение имитировал. Прошу извинить, но иначе нельзя было.
Сэла огляделась. Она по-прежнему сидела в кресле трансформа. Рядом, за штурвалом – Давид, рука аккуратно забинтована. Позади – смущённый Алекс вытирает салфеткой какие-то подозрительные пятна со штанин.
– Если здесь всё в порядке, пойду взгляну, как Рой и дети себя чувствуют – Полёва застегнула сумку с походной аптечкой, повернулась к пассажирскому салону.
– Готов спорить: они даже не заметили моего кульбита, – бросил вдогонку Борн. – У них там гироскопы с противоперегрузочной системой. Машинка очень умно сконструирована.
– Я так испугалась, – вздохнула Сэла. – Первый раз в жизни в обморок брякнулась. Когда всё вокруг кувырком полетело, а потом – волны в лицо, уже решила…
И запнулась. За иллюминаторами трансформа клубилась зеленоватая муть. Лучи прожекторов пробивали её едва на десяток метров.
– А мы где? Нас всё-таки сбили?!
– Можно и так сказать, – кивнул Давид. – Во всяком случае, надеюсь, что в Наукограде поверили в нашу гибель. Я специально в сторону моря полетел. Над полуостровом в два счёта бы перехватили. У нас ведь никакого вооружения на борту, а у ловцов и ракеты, и крупнокалиберные пулемёты на трансформах установлены. Единственный шанс – что нас сразу после взлёта «собьют». Эта птичка ведь не только летает, но и ныряет отменно.
– В нас не попали?
– Чуть-чуть. Дырки в крыле трансформу нестрашны. Главное, в магнитогенератор Корсан промазал, и в пассажирский салон, хоть стрелок он первоклассный. А на то, что у него обойма для ночной стрельбы заряжена, я даже не рассчитывал. Повезло. Красиво упасть получилось.
Сэла улыбнулась. Она-то знала: дело не в везении. Огней услышал её беззвучный ответ: «Люблю. И всегда буду любить!» Нет, не напрасно она боролась за него, верила, чистила грязь. Огней нашёл тот единственный шаг навстречу, который ещё оставался. И решился его сделать. Ради неё. Ради сына. Ради всех.
– А ещё больше нам повезло, что Николай подоспел, – продолжал рассуждать Давид. – Иначе его братец нас бы не выпустил. И главное, ты так ловко придумала отвлечь Корсана. А я сплоховал, реакции не хватило. Только хуже сделал. Положил бы он нас всех за милую душу, как обдолбов во время зачистки.
Сэла удивлённо повернулась к пилоту.
– Я отвлекала Огнея? Когда?
– Как же? Ты на стену смотрела так, словно там чучело Мартина Брута висит.
Томински хихикнул из-за спины.
– Я не на стену… – Сэла запнулась.
Как объяснить видение, возникшее перед глазами всего на минуту? Лазорево-синий вектор горел над первым лабораторным корпусом, над крылом, где располагались квантовые физики. Он был настолько ярким и огромным, что просвечивал сквозь стену ангара. И глубоко-глубоко в его синеве мерцала картина.
Она видела Кок. Но совсем не таким, каким знала мегаполис. На месте бетонных лабиринтов – уютные домики, разбросанные между деревьями, будто разноцветные валуны. Прозрачные башенки тянутся к небу золотистыми шпилями. Между ними – едва заметные в высокой траве тропинки, посыпанные мягким песком. Бесшумные, чистые, круглые и плоские, как блюдца, машины скользят над травой. Другие – огромные, похожие на китов – плывут под самыми облаками. А ещё выше – невидимый купол, окутывающий планету, защищающий от любой опасности. Всех людей.
В центре картины стояла оплетённая вьюнком беседка. Колокольчики на стеблях светились, словно сотня крошечных фонариков, источали еле уловимый пряный аромат. К беседке спешили двое – прямиком по траве, босые. Статная синеглазая девушка в правой руке сжимала рукоять метёлки, а левой тянула за собой темноволосого юношу с детским взглядом карих глаз и с книгой под мышкой. На ней был лёгкий бирюзовый сарафан, на нём – светлые брюки и рубашка. Девушка улыбалась счастливо, слушая, как её спутник декламирует:
В огромном городе моем – ночь.
Из дома сонного иду – прочь.
И люди думают: жена, дочь, —
А я запомнила одно: ночь.
Сэла не могла рассказать об этом друзьям, она сама не понимала, что увидела. Неслучившуюся реальность? Неужели и такое настоящее было возможно?! Что и когда следовало изменить в человеческой истории, чтобы оно наступило? И кто мог её изменить?…»
Марина сняла с висков датчики – крохотные присоски, щупальца гипнодневника, что висят по его бокам и противно щекочут каждый раз, когда подключаешься к чьим-то воспоминаниям. Или отключаешься от них. Сейчас к щекотке добавился ещё и приступ тошноты.
