Я во все глаза уставился на Криса Юнга.
— Враждебная реакция, — озабоченным тоном сказал он, — верный признак того, что у вас нервы не в порядке.
— А вы начитались всяких книжек!
— Я был несколько раз бит, и каждый раз это меня кое-чему учило. Вас ведь тоже, верно?
— Пожалуй, да.
— Вот видите! Если вас поколотят еще раз, извлеките из этого должный урок.
— Я вовсе не собираюсь быть еще раз битым.
— Нет? И поэтому, наверное, спрашивали о личной охране?
— Именно поэтому. Он широко улыбнулся:
— У меня есть друг — жокей. У него переломов было штук двадцать. Так вот всякий раз он говорит — все, больше такого не случится.
— Неисправимый, — согласился я.
— Вы были когда-нибудь знакомы с жокеями?
— Как вам сказать? Моя бывшая жена — тренер в Ламборне.
— Эмили Кокс? — спросил он утвердительным тоном.
Я не спешил подтверждать его осведомленность.
— Предпочитаю знать, кому оказываю услуги, — сказал Крис Юнг.
— И заодно проверяете, не вру ли я вам?
— Большинство моих клиентов этим грешат.
И я бы врал ему, если бы захотел. Уж себе-то самому я мог в этом признаться.
На столе у Юнга зазвонил телефон. Юнг поднял трубку и произнес дежурную фразу. «Юнг и Аттли». Чем могу быть вам полезен?
Слушая собеседника, он с полдюжины раз сказал «спасибо», записал что-то в блокнот и вернул трубку на место.
— На вашем кубке, — обратился он ко мне, — выгравированы строчки из какой-то Песни на смерть Беды. Звучит довольно смешно. Кубок сделан в 18б7 году по заказу мистера Хэнворта Хилла из Вонтиджа, Берншир. Скорей всего чтобы произвести впечатление на соседей. Стоит эта штука прилично: золото высокой пробы, инкрустировано изумрудами, сапфирами и рубинами.
— Настоящими? — удивился я. Крис Юнг заглянул в свои записи.
— Геммы кабошон. Неполные. — Он поднял глаза на меня. — Что значит «кабошон?»
— Значит шлифованные, но не ограненные. Закругленные, как галька. Не сверкающие. — Я припомнил внешний вид самоцветов на кубке. — Они не похожи на настоящие. Слишком крупны.
— Вы думаете, что в самом деле видели эту штуку?
— Я думаю, именно из-за нее мне намяли бока.
— А где этот кубок теперь?
— Вы, я надеюсь, примете меры, чтобы кто-нибудь еще не повторил попытки выбить из меня эту информацию? — спросил я, стараясь казаться беспечным.
— О! — Он подмигнул. — А трудно будет заставить вас проболтаться?
— Очень даже легко, — сказал я. Но это, подумал я, будет зависеть от того, кому такая информация понадобится.
— Вы сломались? Удивлен.
— Кубок не мой.
— Понял. Начну поиски в тренировочных залах.
— Будьте осторожны, — сказал я.
— Ясное дело, — синяки обойдутся вам дополнительной платой, — небрежным тоном отозвался он.
Он пожелал узнать, серьезно ли говорил я о личной охране, и мы сошлись на том, что приоритетным направлением должен оставаться поиск грабителей.
Так тому и быть...
* * *
* * *
В Лондон я вернулся поездом, не теряя времени спустился в метро, а последнюю часть пути до Кресчент-парка прошел пешком. Меня встретила мать, чем-то очень взволнованная. Казалось, она едва дождалась моего возвращения и, не дав мне опомниться с дороги, сказала, чтобы я немедленно позвонил Эмили.
— А в чем дело? — спросил я.
— Гольден-Мальт пропал.
Проклятье, подумал я, этого еще не хватало!
— Как чувствует себя Айвэн?
— Неплохо. Позвони Эмили, прошу тебя. Я позвонил.
— Гольден-Мальт вырвался на свободу недалеко от Фонксхилла. Ты знаешь, ездить на нем не так-то легко. Ну, в общем, он сбросил с седла своего всадника, какого-то зеленого парнишку, и сбежал. Поймать его не сумели.
— Но скаковые лошади часто сами возвращаются в свои конюшни, ведь так? Гольден-Мальт еще найдется, я уверен...
— Он уже нашелся, — перебила меня Эмили. Вернее, нашел обратную дорогу сюда. Только не спрашивай как. Он у меня уже пять лет, с тех самых пор, как Айвэн купил его, тогда еще жеребенка. Вот он и вернулся домой при первом же удобном случае.
— Черт побери!
— У тебя есть еще какое-нибудь дело ко мне?
— Следи за Гольден-Мальтом. Я подумаю, что делать.
— Мне звонил Сэртис. Сказал, что приедет забрать Гольден-Мальта.
— Что? Что он сказал?
— Он говорил, Гольден-Мальт — собственность Пэтси.
— Гольден-Мальт — собственность Айвэна.
— Сэртис говорит, что Пэтси собирается продать Гольден-Мальта, чтобы ты не нагрел на нем руки. И еще он говорит, что ты украл «Золотой кубок короля Альфреда» и что Гольден-Мальта ты тоже украдешь и ограбишь Пэтси и пивоваренный завод. Я сказала, что ты не способен на такое, но Сэртис тащит сюда прицеп, чтобы погрузить на него и увезти Гольден-Мальта на свою коневодческую ферму, где ты до него не доберешься.
Я пробовал собрать разбегающиеся мысли.
— Когда ты ждешь его? — спросил я у Эмили.
— Он, должно быть, уже едет сюда.
Кажется, я застонал. Только-только приехать из Ридинга — и опять катить за тридцать миль в Ламборн!
— Откуда Сэртис узнал, что Гольден-Мальт снова у тебя? — спросил я.
— Не знаю. Но ему известно и то, что Гольден-Мальт был в Фоксхилле. И все мои парни тоже знают об этом. Снова отправить туда Гольден-Мальта я не могу.
— Ладно. Я буду у тебя, постараюсь доехать как можно быстрее. Не позволяй Сэртису забрать Гольден-Мальта
— Но как я сумею помешать ему? — почти крикнула Эмили.
— Спусти шины прицепа. Построй Великую китайскую стену, делай все, что угодно, но только помешай.
Я кратко изложил суть дела матери, и она сразу же сказала, чтобы я воспользовался машиной Айвэна
На машине до Ламборна ехать по меньшей мере два часа. Дорожные работы, пробки. Машины ползут как черепахи. К тому же еще после субботней поездки надо пополнить бак, и мне придется заехать на заправку.
Я решил ехать поездом. Мне повезло. Не пришлось ждать поезда в метро, и я успел сесть в экспресс из Паддингтона до Дидкота. Сойдя с поезда, я сразу поймал такси, и водитель домчал меня до Ламборна с ветерком — разумеется, за приличное вознаграждение. Я взял с собой в дорогу кредитную карточку матери и все деньги, которые были у нее в распоряжении, а также свою новую кредитную карточку и чековую книжку. Прихватил я и сумку с вещами, которые десять дней назад позаимствовал у Эмили: со шлемом, курткой, галифе и сапогами. Моя мать так и не успела вернуть это снаряжение его владелице.
