Мать достала из сумочки дорожный несессер размером с кредитую карточку. Она возила с собой этот несессер на всякий случай в силу многолетней привычки. Сейчас мать, ни слова не говоря, извлекла из несессера булавку и протянула ее мне.
Я, как обычно, был одет в джинсы и свитер. Взяв у матери булавку, я положил конверт в карман джинсов и приколол булавкой, чтобы он случайно не выпал, а потом натянул свитер так, чтобы он прикрывал карманы. — А бумага? — спросил я у матери. — У тебя найдется какой-нибудь листок, на котором можно рисовать?
Она нашла у себя письмо от каких-то знакомых. Я взял конверт от этого письма, полностью раскрыл его и на чистой внутренней стороне шариковой авторучкой матери нарисовал девять маленьких портретов: среди них Десмонда Финча, Пэтси, Сэртиса и даже Тобиаса Толлрайта. Я успел закончить эту работу до появления миссис Ньютон. Когда она быстро сошла вниз по лестнице, неся в руках дорожную сумку, ее настроение показалось мне праздничным.
Я показал ей листок с нарисованными на нем лицами.
— Кто в тот день приехал за вашим братом? Может быть, кто-то из тех, кто нарисован здесь? — спросил я.
Мой вопрос ничуть не удивил ее. Она пристально всмотрелась в нарисованные мной портреты.
— Вот кто, — твердо сказала она, уверенно показав пальцем на одно из лиц.
— Вы уверены?
— Вполне.
— А теперь — в путь.
Миссис Ньютон заперла свой дом, и мы поехали в Ламборн.
— Зачем мы едем в Ламборн? — спросила меня мать.
— Мне необходимо поговорить с Эмили, — сказал я.
— А по телефону разве нельзя?
— Нельзя. Насекомые мешают. Жучки.
Была пятница, время ленча. Если Эмили уехала на скачки, дело могло бы немного усложниться. Но нет: Эмили оказалась дома, у себя в офисе и читала какие-то документы, обсуждая их со своим секретарем.
Сильнее удивить ее, чем в этот раз, я уже не смогу, сказала она. Впрочем, она легко согласилась, чтобы я приготовил ленч и налил вина ее нежданным гостям, однако наотрез отказалась присоединиться к «бегству Святого семейства из Египта», резонно заметив, что она не Моисей.
Я вывел Эмили в гостиную и там объяснил ей взрывоопасность нынешней ситуации.
— Ты преувеличиваешь, — сказала Эмили.
— Надеюсь, что так.
— Я, во всяком случае, не испугалась.
— А я — наоборот, — сказал я. Эмили удивленно уставилась на меня.
— Эм, если бы кто-то стоял сейчас у тебя за спиной и грозил, что перережет тебе горло, если я не застрелюсь, и я поверил бы ему, то тогда...
— Что тогда?
— Тогда (только без излишней патетики, — сдерживал я себя), тогда я застрелился бы.
— До этого не дойдет, — после долгого молчания сказала Эмили.
— И слава Богу. Но Эм, послушайся меня, так надо.
— А как быть с моими лошадьми?
— У твоего главного жокея есть домашний телефон. Позвони ему.
— Откуда?
— Пока не знаю, — сказал я. — Но откуда бы ты ни звонила, пользуйся только мобильным телефоном.
— По-моему, все это ужасно глупо.
. — Знаешь, Эм, как бы я хотел сейчас быть в Шотландии и писать свои картины, — сказал я, — но я здесь. И прыгаю через пропасть, которой никто, кроме меня, кажется, не видит. Ей Богу, клянусь тебе, меня очень заботит твоя безопасность.
— Ал... — Из груди Эмили вырвался долгий, покорный вздох. — Зачем тебе это?
Зачем!
Вечный вопрос.
Вопрос, на который нет ответа.
Почему мне не безразлично, что — хорошо, а что — плохо?
Отчего одни люди преступают Закон, а другие стоят на страже Закона? Что заставляет этих других рисковать собственной жизнью?
Эмили быстро вышла из гостиной и оставила меня разглядывать картину, которую я подарил ей, ту самую, где я пытался изобразить не просто игру любителей гольфа в непогоду, но стойкость человеческого духа.
Впрочем, разглядывал я ее недолго. Отколов конверт Кворна от кармана своих джинсов, я снял картину с гвоздя, на котором она висела, повернул тыльной стороной к себе и втиснул конверт между холстом и рамой в левый нижний угол, так что конверт там засел надежно и никто бы не увидел его.
Снова повесив картину на гвоздь, я вышел из гостиной на кухню проверить, как обстоят дела с ленчем.
Моя мать и миссис Ньютон не походили на двух подружек, но были подчеркнуто вежливы друг с другом и вели беседу о том, как сажать герань. Я слушал их рассеянно, почти не воспринимая того, что слышу. Их слова доходили до моего сознания как бы сквозь пелену умопомрачения. В любую минуту в домик в Блоксхэме мог вломиться или уже вломился кто-то с пивоваренного завода... «Косо срезанные стебельки надо погрузить в удобрение, — говорила в эту минуту миссис Ньютон, — а потом посадить в торфяные горшочки, полные компоста». На подъездную дорожку въехал большой автомобиль, остановившийся напротив окна кухни. Шофер, одетый в темно-синий морской китель, плоское кепи с глянцевым козырьком и черные кожаные перчатки, вылез из машины. Он разглядывал дом Эмили, словно желая убедиться, что не ошибся и приехал куда надо. Я вышел из дома к шоферу.
— Куда я должен ехать? — спросил шофер.
— Хорошо бы в Торбей. Найди приличный отель с видом на море, чтобы они были довольны.
— Они?
— Да, моя мать, моя жена и сестра того человека, что украл деньги пивоваренного завода. Надо поместить женщин в безопасное место.
— Безопасное от Сэртиса?
— И других бандитов.
— Твоя мать и жена могут узнать меня.
— Без парика, румян, косметики, белых оборок? Вряд ли.
Крис Юнг улыбнулся.
— Как устрою женщин в отеле, позвоню, — сказал он.
— Кто ты сегодня?
— Аттли.
Когда я вернулся на кухню, Эмили, приготовив для себя сандвич, говорила по телефону со своим главным жокеем:
— Я уезжаю на уик-энд... Нет, я позвоню вам... — Затем последовали указания относительно лошадей. — Завтра в Фонтвелле очень напряженные скачки. Я переговорю с владельцами...
Еще несколько фраз, и Эмили с недовольным видом положила трубку.
— Ну, дорогие мои, — беспечным тоном заговорил я, глядя на всех трех женщин, — не будем терять времени.
— И все же — почему мы должны куда-то ехать? — спросила моя мать. — Я в самом деле не понимаю, в чем дело.
— Хм... Эмили знает... Дело в том, что... Ну, в общем, все вы знаете, что такое заложники. Это могучее средство воздействия. У меня есть основания опасаться, что кого-то из вас могут захватить и тогда мне придется делать то, о чем даже думать противно. Вам лучше для безопасности пока что спрятаться. Понимаю, это кажется неправдоподобным и мелодраматичным, но так надо, чтобы потом не пришлось ни о чем сожалеть. А теперь — в путь. Наслаждайтесь отдыхом. Да, вот еще что: никому, повторяю, никому ни слова о том, где вы находитесь, и пользуйтесь только мобильным телефоном Эмили, если вам надо будет кому-то позвонить. Стать заложником — дело малоприятное.
