Черт бы побрал эти уик-энды!
Могу я позвонить по телефону, спросил я.
Смотря куда, сказал инспектор Вернон. Звонки в другие города недешевы.
— В Лондон, — сказал я, — врачу.
К своему удивлению, я сразу же дозвонился до Кейта Роббистона, как всегда, куда-то спешившего.
— Не найдется ли у вас для меня немного ваших чудодейственных таблеток? — спросил я его.
— А что случилось? — сказал он.
— Меня опять били.
— Кто?
— Те же самые ублюдки.
— О! И так же, как в прошлый раз?
— Не совсем... Хуже.
— Что значит «хуже»?
— Трещины в ребрах и несколько ожогов.
— Ожогов?
— Ничего общего с делами минувших дней. Доктор Роббистон засмеялся. Потом он говорил с инспектором Верноном и сказал, что моя мать убьет его, если он не оправдает моих надежд, и что таблетки будут доставлены в течение ближайших двух часов.
После разговора с доктором Кейтом Роббистоном Вернон куда-то вышел. Вскоре принесли кофе на подносе, а я сидел и не знал, сколько меня еще тут продержат, чего я жду и что будет дальше. Когда Вернон вернулся, я сказал ему, что у седьмого номера видел часы моего отца.
— Между прочим, — добавил я, — седьмому номеру было неприятно, когда меня пытали.
— Это не уменьшает его вины.
— Возможно... но если вы пообещаете смягчить его наказание, он может рассказать вам о том, что случилось с Норманом Кворном.
Я думал, инспектор Вернон спросит: «С кем?», но он, не сказав ни слова, вышел. Констебль вскоре принес мне сандвич. Уже наступило время ленча.
Привезли мои таблетки. От них мне стало легче.
Прошло немало времени, прежде чем инспектор Вернон возвратился. Усевшись за стол напротив меня, он сказал, что разговора, который сейчас состоится между нами, не было. Такова его личная просьба, и он будет весьма признателен мне, если я соглашусь ее выполнить. Понял ли я его, спросил инспектор. — Вполне, — сказал я.
— Прежде всего, скажите, можете ли вы определенно узнать золотые часы своего отца?
— С тыльной стороны на них есть надпись «Алисэйру от Вивьен».
Вернон еле заметно улыбнулся. За все это время он ничем больше не выказал своего удовольствия.
— Будем считать, что номера седьмого зовут Берни, — сказал инспектор. — Берни, как вы сами заметили, не обладает столь же крепкими нервами, как его сообщники. — Вернон сделал паузу. — Могу я быть вполне уверен, что вы никому не скажете того, о чем мы говорим с вами? Могу я положиться на вас?
— По рукоять, — сухо сказал я.
Инспектор понял мой ответ буквально. Да он и не мог понять подтекста. Для него сказанное мною означало лишь одно: вполне — и этого было достаточно.
— Но к чему все эти тайны? — спросил я. Немного подумав, инспектор Вернон сказал:
— Знаете вы об этом или нет, но в Британии никому не позволительно вступать в сделку с людьми, обвиняемыми в совершении уголовного преступления. Нельзя обещать смягчения приговора в обмен на информацию. Это миф. Вы можете неофициально убедить кого-то признать себя виновным в совершении менее тяжкого, чем инкриминируемое, преступления — к примеру, в вашем случае это будет, допустим, неумышленное причинение телесных повреждений вместо причинения тяжких телесных повреждений. Второе из преступлений гораздо более серьезно и может повлечь за собой значительно более суровый приговор. Однако органы власти могут оказаться несговорчивы и, если они заподозрят вас в сделке с обвиняемым, то их полное право опротестовать ваши действия. Я понятно объясняю?
— Да.
— Таким образом, вопрос о том, какие свидетельские и прочие показания допустимы, а какие нет, — это настоящее минное поле.
— Мне приходилось кое-что слышать об этом.
— Если бы вы не предложили расспросить Берни о Нормане Кворне, я и не подумал бы сделать это. Но Берни сразу же раскололся, и теперь мое начальство хлопает меня по спине и думает, а не обратиться ли ему в Королевскую прокуратуру, которая, разумеется, решит, должен ли состояться судебный процесс или нет, причем, учтите, судебный процесс не по делу о причинении вам тяжких телесных повреждений, а процесс по обвинению Оливера Грантчестера в непредумышленном убийстве Нормана Кворна.
— О, дьявол!
— В такой стадии следствия весьма важно, что и кто знает, чтобы не упустить никаких полезных показаний и свидетельств. Признания Берни не предназначены для ваших ушей, они могут скомпрометировать следствие. Однако я передам их вам, хоть и не должен этого делать.
— Вам это ничем не грозит, абсолютно ничем.
Тем не менее инспектор Вернон осторожно огляделся вокруг, как будто тот, кто мог его подслушать, находился где-то рядом, незаметно проникнув в комнату.
— Берни сказал, — отважился, наконец, инспектор Вернон, — что они — те четверо, которых вы называете бандитами, — посещают в Лондоне спортивный зал в восточном Сити. Туда в течение нескольких последних лет наведывался Оливер Грантчестер. Он немного занимался поднятием тяжестей и бодибилдингом, но не боксом.
— Понятно.
— Когда же ему понадобилось сделать грязную работу, он нанял четверых ваших «посетителей». Грантчестер предложил им хорошие деньги, а рассчитался с ними после выполнения «заказа», хотя работа и не удалась.
— Кворн умер. Вернон кивнул.
— Грантчестер, — сказал инспектор, — велел им явиться к нему домой, сообщил им адрес и объяснил, что они легко найдут его дом, потому что подъезд к нему освещен рождественскими огнями, которые он включит даже средь бела дня. Сам он приехал туда с каким-то пожилым человеком. Это, как вы догадываетесь, был Норман Кворн. Через калитку в ограде Нормана Кворна затащили в сад, и четверо бандитов привязали свою жертву — имени которой они не знали, — к тому же дереву, что и вас, но бить не стали. Грантчестер разжег мангал и сказал Кворну, что положит его на раскаленную решетку, если тот откажется сообщить необходимую информацию.
Некоторое время Вернон молчал, а потом продолжил:
— Берни не знал тогда и до сих пор не знает, что это за информация. Кворн обомлел от ужаса, говорит Берни, а Грантчестер дождался, пока огонь не разгорелся вовсю и не накалил как следует решетку. Тогда он бросил решетку на траву и сказал Кворну, что будет держать его на ней, пока Кворн не скажет ему того, что Грантчестер хотел узнать. Кворн хотел сказать все, что от него требовал Грантчестер, но Грантчестер все равно велел четверым бандитам бросить Кворна на решетку и держать его там. Кворн отчаянно вопил и клялся, что скажет все без утайки, но Грантчестер не позволял поднять его и, казалось, наслаждался тем, что происходило перед его глазами. Когда же Грантчестер разрешил поднять Кворна с решетки, тот был уже мертв. Я слушал инспектора, цепенея от ужаса.
