Мистер Аттли выгружал дорожные чемоданы и сумки из багажника своей машины.
Я обнял мать, поцеловал Эмили и послал воздушный поцелуй миссис Ньютон.
— Мы чудесно провели уик-энд, — вся сияя, известила меня миссис Ньютон. — Большое вам спасибо. У вас на лице синяки, дорогой, вы знаете об этом?
— Да, я нечаянно налетел на запертую дверь. Эмили увела мою мать и миссис Ньютон в дом, а Крис оценивающе оглядел меня.
— Видок у тебя так себе, — сказал он. — Хуже, чем в воскресенье.
— Спасибо.
— Твоей подружки, угонщицы автобуса, связавшей Грантчестера, больше не существует, — заверил он меня. — Сегодня я выбросил ее на свалку, по частям. Пока ехал в Девон.
— Мудрое решение.
— Как тебе нравились бутафорские локоны?
— Я не забуду о них до самой смерти.
— Чего-чего, а чувства юмора этот законник из тебя не выжег.
— До этого было недалеко. Не хватило самой малости.
— Что я должен делать дальше?
— Увезти миссис Ньютон домой, в Блоксхэм.
— А потом?
Мы пристально посмотрели друг на друга.
— Дружба на всю жизнь, — сказал я. Крис улыбнулся:
— Я пришлю тебе счет.
* * *
Эмили предложила, чтобы моя мать и я остались на ночь в Ламборне, и мы не стали отказываться.
Пока мы сидели за большим столом, наблюдая, как Эмили роется в морозилке холодильника, думая, что бы соорудить на ужин, на кухне зазвонил телефон. Эмили взяла трубку и через секунду произнесла, удивленная:
— Да, он здесь. И Вивьен тоже, — и передала трубку мне. — Это Сам. Он ищет тебя.
— Милорд, — приветствовал я дядю Роберта.
— Ал, где ты был? Мне целый день звонила Пэтси, у нее чуть ли не истерика. Ей непременно надо поговорить с тобой. Она сказала, ты раньше времени ушел из какой-то больницы, куда она тебя устроила. А зачем она поместила тебя туда, Пэтси не захотела мне сказать. Что случилось с тобой?
— Я... перелез через стену.
— Ал, не говори чепухи.
Мать и Эмили сидели рядом, и мне приходилось обдумывать каждое слово. Немного подумав, я сказал:
— Я бы хотел с вами встретиться, посидеть, выпить чего-нибудь. Можно я приеду к вам завтра часиков этак в шесть вечера?
— Разумеется.
— Да. И, пожалуйста, не говорите Пэтси, где я. Попросите ее встретить меня завтра в два часа дня на автостоянке главного офиса банка пивоваренного завода в Рединге. И скажите ей... — тут я слегка запнулся, — поблагодарите ее от меня за помощь.
— Пэтси помогла тебе? — удивленно спросила Эмили, как только я положил трубку.
— Ну, в общем...
Мать и Эмили принялись расспрашивать меня о том, что произошло в те дни, пока они отсутствовали. Самым беспристрастным тоном я сказал им, что Оливер Грантчестер пытался прибрать к своим рукам исчезнувшие миллионы пивоваренного завода.
— Он либо задумал эту кражу вместе с Норманом Кворном, либо узнал о ней и шантажировал Кворна. Точно я пока еще этого не знаю.
— Нет, не может быть. Только не Оливер! — запротестовала моя мать, отказываясь верить своим ушам. — Мы столько лет знали его. Он был адвокатом Айвэна и завода... — Ее голос дрогнул. — Айвэн доверял ему.
— И Норману Кворну тоже. Кворн и Грантчестер... Оба они были люди как люди, знающие свое дело специалисты, но возможность поживиться за чужой счет сыграла с ними злую шутку. Им казалось, что они нашли легкий путь к мешку золота — не в буквальном смысле слова, потому что «Золотой кубок короля Альфреда», которым Грантчестер намеревался завладеть, был для него чем-то вроде утешительного приза, когда настоящий приз уплыл из рук. Грантчестер, может, и был хорошим адвокатом, но мошенник оказался никудышный. Он так и не сумел добраться ни до Золотого кубка, ни до денег пивоваренного завода. И Пэтси только теперь прозрела, когда оказалось, что ее дражайший Оливер хотел подло ограбить ее, поскольку в настоящее время именно она владеет пивоваренным заводом со всеми его долгами.
Кажется, мать поверила мне, потому что теперь ее занимал другой вопрос:
— Александр, ты действительно наткнулся на запертую дверь? Откуда эти синяки?
— От кулаков бандита, которого нанял Грантчестер. Можешь не сомневаться. Уж это я знаю точно.
— И никто не захватил никаких заложников, — задумчиво сказала Эмили, уяснившая себе суть дела лучше, чем моя мать. Вскоре мы легли спать. Эмили ждала, что я лягу с ней, но у меня просто не осталось сил для самой древней из всех игр.
Она спросила, отчего я весь в испарине и что у меня под бинтами.
— Плата за гордость, — сказал я. — Давай спать.
* * *
Утром я отвез мать в Рединг и усадил ее в поезд, идущий в Лондон. Я обещал ей, что вечером буду в Кресченте — после встречи с дядей Робертом, назначенной на шесть часов.
Ослабевшая от горя, моя сдержанная, изысканная мать обняла меня на железнодорожной платформе, и это трепетное объятие лучше всяких слов сказало мне, как дорог я ей и как дорога мне она. Я вдруг понял, что это от матери я научился скрывать страх и боль и противиться унижению. Эта способность пригодилась мне теперь, когда пришлось подвергнуться испытанию на прочность, отстаивая вполне земные, материальные интересы и предметы: «Золотой кубок короля Альфреда», рукоять церемониальной шпаги принца Карла-Эдуарда и взрывоопасный список Нормана Кворна.
— Ма, — сказал я. — Я так люблю тебя! Ей пора было войти в вагон поезда.
— Александр, — сказала она, — не будь смешным.
* * *
И вот я снова в банке, где Тобиас, Маргарет и важная финансовая персона сосредоточенно изучают информацию, принятую компьютером, который они специально оставили включенными на ночь для сбора новых данных. Увы, и эта информация ничего не дала, ровным счетом ничего.
Эксперты наметили пути приближения к решению проблемы всеми возможными способами, но все оказалось безрезультатно. Когда наступило время ленча, они сказали, что не могут заниматься поисками дольше, чем до конца текущего дня, поскольку их ждут другие неотложные дела.
Я спросил, можно ли привести Пэтси на их послеполуденное заседание. Мне ответили, что я волен делать все, что сам считаю нужным. Однако Тобиас, энергично жуя зубочистку, в свою очередь задал мне вопрос, не помню ли я, что случилось со мной четыре дня назад, когда я поверил в добрые намерения миссис Бенчмарк.
Я наклонился вперед, поставив локти на стол. Действие утренних таблеток кончилось.
— Помню, — сказал я, — и рассчитываю на то, что мистер Толлрайт защитит меня от происков этой особы.
Шутки шутками, ответил Тоб, но нелишне было бы вспомнить и о сладкоголосом, соблазнительном пении сирен, которые завлекали глупых и не в меру доверчивых мореплавателей туда, где дело кончалось кораблекрушением и гибелью простофиль.
