С доктора было достаточно. Он, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Кричать, доказывать, что ты не верблюд? Стоит ли?
— Идем, приятель, — сказал темноволосый. Они снова напряглись, глаза настороже, на лицах — враждебность.
Я медленно поднялся. Почему медленно? Да потому, что я был уже на пределе. Еще чуть-чуть, и я вообще не смогу подняться, а взывать к сочувствию, которого не будет... Нет уж, встану сам.
Конвоиры мои заметно ожесточились. Что удивительного, в такой ситуации, да еще в этой черной одежде, я, должно быть, казался им, как однажды выразился Теренс, ненадежным и немного опасным.
— Не волнуйтесь, — я вздохнул. — Вы правильно сказали, я буду вести себя как шелковый.
Но их, наверное, предупредили: идете арестовывать спятившего уголовника, который раскроил кому-то череп, поэтому они решили не рисковать. Рыжеволосый крепко схватил меня за правую руку выше локтя и подтолкнул к двери, а в коридоре темноволосый с той же яростью вцепился в меня слева.
По обе стороны коридора маленькими щебечущими группками стояли девушки. Я застыл на месте. Полицейские подтолкнули меня. А девушки стояли и смотрели.
Мне вдруг с кристальной ясностью открылся смысл старой поговорки «хочется сквозь землю провалиться». Последние остатки собственного достоинства восстали во мне против такой экзекуции: идти под конвоем полицейских сквозь строй молодых и красивых студенток. Будь вместо них мужчины, мне было бы легче.
Это, наверное, одно из тех впечатлений, которые не забываются — слишком сильно оно всколыхнуло душу. А впрочем, если человека часто таскают в наручниках на глазах у почтенной публики, может, он к этому привыкает?
Хорошо хоть я ни разу не споткнулся, даже на лестнице, — вид у меня и без того был жалкий. Полицейская машина, в которую меня безжалостно впихнули, показалась ниспосланным с небес прибежищем.
Я сидел впереди, между ними. Машину вел темноволосый.
Всю дорогу я думал о своем положении — ведь я попал в серьезную заваруху, и выбраться из нее будет не так-то просто. Я действительно убил Эдамса. Тут не отвертишься, не увильнешь. И допрашивать меня будут не как достойного и уважаемого гражданина, а как злодея убийцу, который готов наплести что угодно, лишь бы уйти от ответа. В полиции меня встретят, как говорится, по одежке, и хорошей встречи ждать нечего. Ведь, в конце концов, я продержался у Хамбера целых два месяца только потому, что выглядел самой захудалой рванью. И если на мою внешность купился Эдамс, чего ждать от полиции? И не подумают усомниться в моей подлинности. Вот и пример: два моих соседа. Смотрят враждебно, настороженно.
Всю дорогу рыжеволосый не спускал с меня глаз.
— Не очень-то он говорливый, — заметил он после долгой тишины.
— Есть над чем подумать, — не без юмора согласился темноволосый.
Эдамс с Хамбером измолотили меня здорово — ныли все кости. Я чуть поерзал на сиденье. Звякнули наручники.
Впереди показались огни Клеверинга. Темноволосый покосился на меня с потаенной радостью. Преступник пойман. Задание выполнено. Рыжеволосый нарушил тишину во второй раз, в его голосе я тоже уловил удовлетворение.
— Молодым ему оттуда не выйти, — сказал он. Нет, только не это. И все же... Кому-кому, а мне, адвокатскому сыну, хорошо известно: сколько меня продержат под стражей, зависит от одного — сумею ли я убедить их, что совершил убийство в целях самозащиты.
Следующие часы обернулись каким-то кошмаром. Полиция Клеверинга представляла собой братию зубастых, прожженных циников, которым без отдыха приходится бороться с бурной волной преступности, гуляющей по этому шахтерскому городку с высокой безработицей. Возможно, по отдельности все они были любящими мужьями и ласковыми отцами, но хорошее настроение и человечность приберегали исключительно для досуга.
Все они были страшно заняты, куда-то спешили. В здании царила суматоха. Меня, все еще закованного в наручники, футболили под конвоем из комнаты в комнату и в каждой накидывались с одними и теми же вопросами.
Наконец, где-то ближе к ночи, в ярко освещенной голой комнатенке мне дали стул, и я связно рассказал им, что я в действительности делал у Хамбера и как получилось, что я убил Эдамса. Я подробно описал им весь сегодняшний день. Они не поверили, что было вполне естественно. Они сразу предъявили мне обвинение в убийстве. Я протестовал, но бесполезно.
Меня забрасывали вопросами. Я отвечал. Вопросы они задавали по цепочке, друг за другом, поэтому оставались свежими и энергичными, я же уставал все больше и больше. Тело болело адски, наваливалась тяжесть — хорошо, что мне не надо было лгать, потому что даже для правдивых ответов голова работала плохо, а эти шакалы только и ждали, когда я ошибусь.
— Ну, теперь расскажи, как все было на самом деле.
— Я уже рассказывал.
— Про Ната Пинкертона мы и без тебя читали.
— Запросите из Австралии копию контракта, который я заключил, когда брался за эту работу. — В четвертый раз я повторил им адрес моего стряпчего, в четвертый раз они не стали его записывать.
— Кто твой наниматель, говоришь?
— Граф Октобер.
— И он, конечно, это подтвердит?
— Он в Европе до субботы.
— Какая жалость. — Они грязно улыбались. Они знали от Касса, что раньше я работал в конюшне Октобера. Касс также сказал им, что я — порядочный сачок, нечист на руку, трусоват и туповат.
— Ты, значит, переспал с лордовой дочкой, так, что ли?
Мерзавец Касс, чтоб у него язык отсох!
— Он тебя, значит, под зад, а ты ему теперь сдачи — хочешь втянуть в эту историю?
— Хамберу ты уже дал сдачи за то, что он тебя выставил.
— Нет. Я ушел от него, потому что закончил свою работу.
— За что ты его тогда? За то, что он тебя бил?
— Нет.
— Старший конюх сказал, что ты получал за дело.
— Эдамс и Хамбер — аферисты, они наживались на скачках. Я разоблачил их, и они хотели убить меня.
— Кажется, я говорил это в десятый раз, но все равно — никакого впечатления.
— Тебе не нравилось, что тебя били. Вернулся поквитаться... Знаем такие дела, ты не первый.
— Неправда.
— День ты думал, а потом вернулся и напал на них. Там была настоящая бойня. Весь пол кровью заляпан.
— Это моя кровь.
— Можем проверить.
— Проверьте. Это моя кровь.
— Из этого малюсенького пореза? Не морочь голову, малый.
— Мне наложили швы.
— Ах да, вернемся к леди Элинор Таррен. Дочка лорда Октобера. Значит, ты переспал с ней?
— Нет.
— Она забеременела...
