Ничем я не рисковал. Ни капельки. Микал у нас ни разу не благородный. Я же сам совру — недорого возьму, под любой присягой. Остальные вообще ничего не видели.
— В этом нет необходимости, ваше высочество, я все видел сам, — ответил благородный шотландский юноша.
— Тогда, виконт, вы можете забирать тело вашего предводителя для достойного христианского погребения, — разрешил я.
Четверо гвардейцев поднялись на борт и снесли на берег тушку барона, на котором из ценностей остались только шелковая рубашка и ладанка* на шейной золотой цепочке.
Затем гвардейцы французского короля по одному стали вносить на палубу мое новое имущество.
Большой кованый конский нагрудник с упряжью его закрепления. Нагрудник был славной работы — умелый мастер делал, — абсолютно новый, белого металла и посеребренный — королю такой иметь незазорно. По краю его шла красивая резьба по металлу, растительный орнамент: розы, листья и шипы. Нижние края нагрудника выгибались вперед, создавая пологие ребра жесткости, заканчивающиеся выступающими углами. Неслабо достанется тем пехотинцам, в строй которых врежется на полном скаку тонная туша дестриэра, в такой нагрудник одетая. Сомнет, стопчет.
Железную маску с лошадиной морды, выкованную под образ мифического зверя с тупым рогом во лбу и султаном из трех страусовых перьев: белым, зеленым и красным. Также посеребренную и покрытую искусной гравировкой.
Сегментную броню с конской шеи.
Кольчугу с той же шеи.
Седло с высокой спинкой почти до лопаток и ярко выраженной передней лукой. Седло сплошь было покрыто резной слоновой костью. Даже седалище. Всем понтам понты — на таком жестком седле задницу отбивать.
Длинный вальтрап под седло из красного бархата, по бокам изнутри подбитый кольчугой — от стрел.
Попону с крупа коня — тяжелую, ее несли, свернутую как ковер, сразу три стрелка. Снаружи она стегана ромбами, набитыми паклей. Ромбы белые и зеленые. С изнанки попона подшита мягкой шерстяной тканью. А между этими слоями ткани попона полностью собрана из металлических колец.
Посеребренные широкие стремена с путлищами.
Богатую уздечку, крытую красным бархатом с серебром.
Страхолюдный боевой топор барона.
Меч-бастард.
Клевец*.
Короткий гнутый арбалет — аркебуз* с дугами из рога пятнистого оленя в чехле из замши. Со стременем и хитрым бронзовым механизмом заряжания с седла рычагом.
Кожаная лядунка с двумя горстями свинцовых пуль, запасной тетивой и пулелейкой.
Заседельный чемодан толстой кожи на серебряных застежках. Я даже не предполагал, что такие удобные вещи делали столь давно. Что в чемодане лежит, я потом посмотрю, не будем терять лицо.
Бурдюк с вином.
Бурдюк с водой.
Сумка с походными харчами.
Плащ суконный бурого цвета, который, скорее всего, использовался как одеяло. С него даже не все репьи были вычесаны.
Вроде все — конь стоит голый в одном недоуздке.
Может, что еще от имущества барона у его валетов осталось, но они, надо думать, не разбежались это отдавать мне.
— Коня заводить? — спросил виконт, который молчаливо простоял на палубе всю церемонию отдачи имущества проигравшего в поединке.
— Виконт, вы согласны со мной, что самая прекрасная девушка на свете — это демуазель Иоланта де Меридор из замка Боже в Анжу? — завел я старую пластинку.
— Как будет угодно вашему высочеству, — дипломатично ответил шотландец. — Я ее не видел, но я верю на слово столь умелому бойцу и благородному кавальеру. У меня самого пока нет Дамы, честь которой я должен был бы оспаривать.
И поклонился мне, приложив руку к сердцу в знак своей искренности.
— Тогда не будет ли вам в беспокойство отвести этого коня ей в шато Боже. Тут недалеко и вам по дороге. Только обязательно скажите Иоланте, что сегодняшний подвиг я совершил во имя своей Дамы и под ее цветами. — Я показал на розетку, которая была пришита Иолантой к моему левому плечу. — Вам это не трудно, а ей будет приятно. Кстати, старый барон де Меридор очень гостеприимен и без чаши отличного вина вас не отпустит. И к тому же в замке есть капеллан, который может совершить заупокойную службу по вашему барону. И еще у капеллана чарующий голос, который редко когда услышишь.
— Буду счастлив сослужить вам эту службу, ваше высочество, — сдержанно поклонился виконт.
— Вот и прекрасно. Мы расстаемся добрыми друзьями, и это хорошо. И помните, виконт, что в Наварре, Бигорре, Фуа и Беарне так же нуждаются в смелых благородных всадниках, как и в Туре, только мой двор веселей будет, чем у Паука. Не обещайте ничего. Просто запомните это. Мало ли какие в жизни бывают повороты. А теперь прощайте, нам пора отплывать.
— Виконт, если вашим людям будет не трудно, пусть отвяжут наши канаты с надолбов, — попросил в свою очередь дон Саншо.
— Почтут за честь, ваша светлость, — поклонился виконт инфанту и опрометью слетел по сходням, пока эти дурные принцы не нагрузили его еще какой работой.
Через три минуты на пляже никого не было, а матросы, занеся на барку сходни, вытягивали на борт освобожденные шотландскими дворянами канаты.
Нас больше ничто не держало во Франции.
Я с несколько щемящим чувством посмотрел на эту кучу музейного железа, которое теперь стало моим, и очень позабавился видом стального гульфика в виде эрегированного полового члена, лежащего поверх всей кучи. Так мне и надо, чтобы не выеживался сверх необходимого.
Глава 6
РЕЧНОЙ КРУИЗ
Только отчалили, как рядом нарисовался дон Саншо Лоссо де ла Вега с дурным вопросом: зачем я отдал такого замечательного турнирного коня, стоимость которого не меньше полутора сотен двойных турских ливров*, если не больше?
— Понимаешь, брат, — сообщил я одноглазому инфанту свои резоны, — очень уж хотелось быстрее от берега отвалить, пока скотты напрягают мозговую мышцу, где мы их надули. К тому же места в трюмах у нас все заняты. Вводить этого монстра на борт — это значит кого-то, все равно кого, из наших коней пришлось бы выводить на берег и бросать его там, что подозрительно, потому как наши андалузцы хоть и дешевле стоят, но таким воякам, как эти скотты, они все равно не по карману. Это раз. Время потеряли бы — это два. Рокировка коней выглядела бы странной, а любая странность вызывает подозрение — это три. К тому же в шато Боже они убедятся, что Иоланта действительно моя Дама сердца. Так что я из безвыходного положения сделал широкий и красивый жест, который мне ничего не стоил.
— Так уж ничего и не стоил?
— Я этого коня не покупал, — усмехнулся я.
— А твой великолепный дестриэр, оставшийся в Плесси-ле-Тур, уже в счет не идет? — поднял инфант бровь над единственным глазом.
