Кабинет оказался под стать хозяину — пыль в глаза, но пыль золотая. Мебели в небольшой комнате стояло мало, но ценных пород дерева, и вся она покрыта искусной резьбой и блистала обилием позолоты. На мой взгляд, последней чересчур много для изящного вкуса. Портьеры на окнах и дверях — также из дорогой узорчатой ткани винного оттенка, с ламбрекенами, благо высокий потолок позволял такое излишество. Крепления для драпировок устроены из лепного позолоченного багета, похожего на музейные картинные рамы. Венчал все это великолепие шикарный письменный прибор из шести предметов, инкрустированный перламутром, — воистину музейная вещь.
— Могу ли я осмелиться угостить ваше высочество вином или вы желаете перекусить чего-нибудь существеннее?
— Я бы с удовольствием выпил кофе, — ответил я провокацией. — Черного. С двумя кусочками сахара. И сваренного с тремя зернышками кардамона.
— Высокий вкус, — похвалил меня банкир. — Присаживайтесь, ваше высочество, я немедленно распоряжусь насчет кофе и весь к вашим услугам.
И, не оборачиваясь, задом вышел из кабинета.
Я сел в кресло, обтянутое пурпурным шелком, — под стать епископской рясе. Заложил ногу на ногу и продолжил осматривать кабинет.
Удивительное дело, но ничего такого, что бы ярко характеризовало хозяина, вокруг меня не было. Словно все специально подбирали обезличенно. Разве что несколько мрачновато: мебель темная, тряпки фиолетовые. Просто не за что зацепиться, кроме избыточной роскоши. Стал подозревать, что комната, куда меня завели, просто парадная переговорная, а настоящий кабинет хозяина — бэк-офис — находится в другом месте, куда посторонним вход воспрещен. Иначе вряд ли бы меня оставили наедине с важными документами. Не думал, что прогрессивные идеи администрирования имеют такие глубокие корни. Придется составлять личность банкира по натуральному портрету, а это чревато ошибками.
Хм, «павлины, говоришь…»
— Извиняюсь за то, что я заставил вас ждать, но не было заранее обжаренных зерен. Позвольте мне самому поухаживать за вами, ваше высочество. — Банкир принес серебряный поднос, на котором стояла самая настоящая медная турка, исходящая паром, и две фарфоровые китайские чашки на блюдцах. С характерным синим рисунком, который ни с чем не спутаешь. Золотые ложечки. Стопка накрахмаленных салфеток. И еще пара неопознанных мной предметов.
— Сделайте милость, — разрешил я.
Банкир быстро, с изумительным для его профессии искусством официанта, сервировал письменный стол, отодвинув в сторону парадный письменный прибор. В нем, кстати, не было чернил, как и в песочнице песка, — я заглянул, пока ждал кофе.
Банкир выдал мне салфетку для бережения одежды, и расстелил салфетки на столе. Довольно умело размешав кофе в турке, разлил по чашкам.
— Прошу, ваше высочество.
Я попробовал. Неплохо, слабый вкус кардамона чувствовался, но кофе был не сладким.
— Сахара не хватает, — сказал я. — А так — прелестный мокко.
— Простите, мою оплошность, ваше высочество, — банкир подвинул ко мне поднос с цилиндрически серебряным стаканом, на венчике которого был вмят небольшой носик — лабораторная посуда, да и только. — Кускового сахара нет. Есть сок сахарного тростника. Добавьте, сколь вам необходимо, сами. Я боюсь не угодить со своим вкусом. Сам я пью кофе горьким вообще без сладкого. Так он лучше бодрит. А вот в этой емкости — мед. Некоторые любят пить кофе с ним.
— Мед? — удивился я. — Как можно: он же перебивает вкус и аромат самого кофе…
— Как я счастлив, что встретил в вашем лице такого великого знатока этого экзотического в наших краях напитка.
— Ну мы все же ближе живем к Средиземному морю, — ответил я, шифруясь. — А еще совсем недавно сарацины занимали большую часть нашего полуострова. Арагонские мосарабы* без кофе свою жизнь сейчас себе уже и не представляют. Вот я вижу — у вас джезва, хоть и правильно выкована из красной меди, но горло у нее недостаточно узкое, и от этого большая часть аромата просто улетучивается в атмосферу.
— А какого размера должно быть правильное горло у этого сосуда, ваше высочество? Вы уж извините, что выспрашиваю у вас такие мелочи, но я очень большой любитель этого напитка. И новый рецепт варки кофе мне просто как маслом по сердцу.
— С большую серебряную монету, не шире. И стенки у джезвы желательно при этом иметь в правильный конус.
Кофе кончился быстро. Жаль. Как домой попал, аж на ностальгию пробило. Но я не стал напрашиваться на вторую порцию. Ручаюсь, мне бы не отказали, но вдруг банкир окажется не столько алчен, как ему положено по роду деятельности, сколько просто скуп. А мне совсем не нужно в предстоящих переговорах его раздражение.
— Ваше высочество, — банкир поставил пустую чашку на блюдце, — если вы пришли ко мне, то у вас наверняка есть проблема, которую только я и могу решить. Излагайте. Я весь к вашим услугам.
Я продумал линию своего поведения, еще пока сидел один в кабинете, ожидая кофе, и не стал просить у банкира денег. Это же для него так тривиально и скучно — все только и делают, что просят у него деньги. Вместо этого я действительно поделился с ним нашей проблемой.
— Понимаете, мэтр Иммануил, у моей свиты — двадцать четыре лошади, а большинство местных кораблей столько голов на борт взять не могут. А нам надо быть в Сантандере желательно вчера.
— Простите, когда? — Глаза банкира округлились.
— Вчера. Это шутка у меня такая.
— Простите, ваше высочество. Немного непривычный для меня юмор, — несколько обескураженно произнес банкир. — Так вся проблема в том, чтобы переправить в Кантабрию две дюжины лошадей разом?
— И всадников вместе с ними, — уточнил я задание.
— И все?
— И все. Только по возможности скорее.
— Думаю, это можно решить, если галера еще не ушла из Нанта.
— Та самая… с тремя большими фонарями на корме? — забросил я крючок.
— Вы ее видели?
— Мельком.
— Но тут есть одна проблема, ваше высочество. Как вы относитесь к сарацинам?
— Я к ним не отношусь, — выпалил по привычке старый прикол.
На этот раз банкир подхалимски мелко рассмеялся.
— У вас действительно специфическое чувство юмора, прекрасный принц.
— Какое уж есть, — пожал я плечами.
А внутри постучал себе по бестолковке, что так и спалиться недолго, не следя за губой.
— Дело в том, ваше высочество, что эта галера принадлежит египетскому капудану* Хасану Абдурахману ибн Хаттаби. И она одновременно берет на борт до сорока лошадей. К тому же может плыть в полный штиль. Но есть один щекотливый вопрос…
— Какой?
— Гребцы у него на галере большей частью рабы-христиане из пленных. Гасан может испугаться, что вы, как христианнейший принц, как только подниметесь на его палубу, прикажете их всех отпустить на волю, и он тогда не сможет добраться до дому.
