— Доброе утро. — Я сделал первый ход.
— Доброе.
— Можем мы поговорить?
Весь его вид выражал, что говорить не о чем, он отвел Уайтфайера в стойло, вернулся, мотнул головой в сторону своего бунгало и открыл дверь. На этот раз Эрик предпочел остаться в машине, и Гуннар Холт, заметив Одина, кажется, был доволен его решением.
— Кофе?
Тот же самый оранжевый кофейник стоял на плите, тот же самый кофе. Ну, теперь можно и спросить, решил я.
— Я ищу седло Боба Шермана.
— Седло? Разве он не оставил его в раздевалке? Я слышал, что оно там.
— Может быть, вы знаете, кто забрал его. Я бы хотел найти седло... Оно принадлежит его вдове.
— И седло стоит денег, — добавил он, кивнув. — Но я понятия не имею, кто забрал его.
Я косвенно задавал этот вопрос еще несколько раз и в конце концов убедился, что он и вправду не знает.
— Тогда спрошу Падди, — сказал я. Но и Падди не знал.
— Оно было там, когда бедного парня выловили из воды. Клянусь, седло висело в день Больших национальных скачек. Но в следующий раз, в четверг, его уже не было.
— Вы уверены?
— Так же уверен, как в том, что я стою перед вами.
— Почему? — вяло спросил я. — Почему вы так уверены?
— Ну, понимаете. — Глаза у него сверкнули. — Это самое, оно...
— Падди, давайте начистоту.
— Ух...
— Вы взяли седло?
— Нет, — твердо возразил он. — Я не брал. — Сама мысль вроде бы обидела его.
— Что произошло?
— Ладно, вот послушайте, ведь Боб был мне настоящим другом. Боб был... Понимаете, я уверен в глубине души, что Боб сам бы хотел, чтобы я это сделал... — Падди замолчал.
— Сделал что?
— Понимаете, это не кража и ничего такое.
— Падди, что вы сделали?
— Ну, понимаете, мой шлем и его шлем висели рядом с его седлом. Ну, мой шлем поцарапанный, с трещиной, а его новенький и целехонький. Вот так это было. И я поменял их местами. Его забрал, а свой повесил.
— И сделали это в день Больших национальных скачек?
— Точно. А в следующий раз, в четверг, когда уже Боба нашли, седло исчезло. И мой шлем вместе с ним.
— Так что шлем Боба здесь?
— Ага. У меня в чемодане под койкой.
— Вы не одолжите мне его на несколько дней?
— Одолжу? — Падди явно удивился. — Я думал, вы хотите забрать его, потому что шлем по праву принадлежит его миссис.
— По-моему, она будет рада, если шлем останется у вас.
— Да, это хороший шлем. Правда хороший. Он ушел и вскоре вернулся и передал мне шлем. Обыкновенный, соответствующий правилам жокейский шлем с завязками под подбородком. Я поблагодарил Падди и пообещал вскоре вернуть его, попрощался с Гуннаром Холтом и отправился в опасное путешествие к центру Осло.
Подскакивая на крутых поворотах, когда Эрик срезал углы, я прощупал подкладку и даже заглянул под нее. Ни фотографий, ни бумаг. Ничего. Я отложил шлем в сторону.
— Нехорошо? — сочувственно проговорил Эрик, чуть отодвинув морду бдина, чтобы посмотреть на меня.
— Надо перевернуть все камни.
— И какой следующий камень?
— Ларе Бальтзерсен.
По пути к его банку мы проезжали мимо главного входа в «Гранд-отель». Я вышел и оставил шлем Боба Шермана у портье в холле, который уже хранил мой снова упакованный утром чемодан. Я дал портье три десятикроновых банкноты, и он, уставясь на щедрые чаевые, пообещал не спускать глаз с моих вещей. Ларе уже почти и не ждал меня.
— Я думал, что у вас поменялись планы, — заметил он, вводя меня в свой кабинет.
— Пришлось сделать круг, — извиняющимся тоном объяснил я.
— Ну раз уж вы здесь... — Он достал из незаметного бара бутылку красного вина и два маленьких бокала и налил нам обоим.
Его кабинет так же, как у Сэндвика и Торпа, был выдержан в современном скандинавском стиле. Конечно, подумал я, коммерция должна идти в ногу со временем, но никакой информации о личности хозяина эта стандартная обстановка не давала.
Вместо карт и диаграмм на стенах висели фотографии домов, фабрик, портов, учреждений. Когда я спросил, Ларе объяснил, что его банк главным образом занимается финансированием промышленных проектов.
— Это коммерческий банк, — сказал он. — Мы руководим планированием строительства почти так же, как в Англии строительная ассоциация. Но, конечно, мы даем не такие большие ссуды, и кредиты у нас дешевле.
— Инвесторы не жалуются?
— Они получают со своих вкладов столько же, сколько и английские инвесторы. Дело в том, что норвежское общество не платит больших налогов.
Затем Бальтзерсен рассказал, что в Норвегии много мелких частных банков, которые тоже занимаются финансированием строительства, но его крупнейший.
— Вокруг Осло мучительно не хватает земли для строительства. Молодым парам очень трудно найти и купить дом, — говорил Ларе. — В глубине страны много пустых заброшенных ферм. Старые владельцы умерли или уже не могут работать в поле, а молодых не привлекает такая тяжелая жизнь, и они переезжают в город.
— Как и везде, — сказал я.
— Мне больше нравятся деревянные дома, — заметил Ларе. — Они дышат.
— А как насчет пожара?
— Угроза пожара всегда остается, — согласился он. — Бывало, что сгорали целые города. Но сейчас у нас пожарная служба такая быстрая и опытная, что, если человек захочет поджечь дом, чтобы получить страховку, ему придется облить его бензином с крыши до фундамента. Иначе пожарники потушат огонь, едва появится первая струйка дыма.
Мы допили вино. Ларе закурил, и я спросил о годах работы в Лондоне, о мотогонках, но тема не заинтересовала его.
— С прошлым покончено, — вздохнул он. — Банк и скачки — это все, чем я теперь занят.
Потом он спросил, знаю ли я уже, кто убил Боба Шермана? И такая вера в мою способность все знать прозвучала в его словах, что мне стало не по себе.
— Нет еще, — разочаровал я его. — Какой лимит в моих расходах?
Из его ответа я понял, что, если мне удастся найти убийцу, лимита нет, но если я потерплю поражение, то лимит уже исчерпан.
— У вас уже есть подозреваемые?
— Подозрений недостаточно.
— Понимаю, вам нужны доказательства.
— М-м-м... Мне придется действовать как браконьеру.
— Что вы имеете в виду?
— Поставить капкан, но успеть выдернуть свои ноги из капкана других браконьеров.
