— Если, конечно, оплата будет приличной.
— Ну разумеется! Сколько вы хотите?
«Придумай цифру и помножь на два».
— Двести гиней плюс расходы.
Люк-Джон приподнял брови, а Дерри присвистнул.
— Вы разбогатеете!
— Наши доходы весьма ограниченны... — с оттенком жалобы заметил Шенкертон. — Сто гиней — абсолютный предел.
— Я плачу слишком большие налоги.
По проводу донесся тяжкий вздох.
— В таком случае — сто пятьдесят. Но очерк должен быть на уровне.
— Постараюсь.
— От вашего старания журнал прогорит. Нам нужны стиль и интуиция, а не скандал. Ясно?
— Ясно, — согласился я, нимало не обидевшись. — На сколько слов?
— Это основной материал. Примерно три с половиной тысячи.
— А иллюстрации?
— Закончите работу, и я свяжу вас с одним из наших фотографов.
— Прекрасно, — вежливо заметил я. — Каковы сроки?
— Номер идет в печать... так, сейчас посмотрим... двадцатого ноября. Значит, материал мы должны получить самое позднее утром семнадцатого. Но чем раньше, тем лучше.
Я взглянул на настольный календарь. До семнадцатого десять дней.
Люк-Джон бросил мне письмо через стол, но Дерри перехватил его и пробежал глазами.
— "Глубокое исследование", — иронически скривил он губы. — Что ж, тебе не привыкать к глубинам. Там ты чувствуешь себя как дома.
— Да, — рассеянно согласился я. — Но стоит ли погружаться из-за ста пятидесяти гиней?
Мне неожиданно пришло в голову, что интересно было бы извлечь из глубин людей, обычно остающихся в тени. Имена «звезд» подолгу не сходят со страниц прессы. Подпольные же «звезды» не фигурируют в разделе новостей. Надо же хоть иногда вытаскивать их на свет Божий!
Пару раз подобного рода оригинальные идеи уже приносили мне неприятности. Но что решено, то решено. Тогда я и понятия не имел, чем все это закончится.
* * *
К часу дня Люк-Джон, Дерри и я утрясли все свои делишки и под мелким моросящим дождем отправились в бар «Девере», что в Девере-корт, напротив Дворца правосудия.
Там уже сидел Берт Чехов и, обжигая пальцы о спички, тщетно пытался разжечь свою старую вонючую трубку. Его тушу обтягивал бесформенный твидовый пиджак, как всегда щедро обсыпанный пеплом, на ногах красовались стоптанные, запыленные ботинки. Водянистые голубые глаза Берта блестели ярче, чем полагалось бы в этот час и в этом месте, — видно, ленч у него начался минут на сорок раньше, по самым скромным моим подсчетам.
Люк-Джон поздоровался с ним, но он ответил лишь мутным, ничего не выражавшим взглядом. Дерри принес каждому по полпинте и вежливо пригласил Берта присоединиться, хотя не питал к нему особого расположения.
— Двойной скотч, — буркнул Берт. Дерри, по-видимому, вспомнил о своих закладных и помрачнел.
— Как дела? — осведомился я и тут же спохватился: Берт был поистине неистощим по части жалоб и воркотни.
Однако на этот раз плотина была перекрыта. Он с усилием сфокусировал на мне водянистый взор, и еще одна спичка обожгла ему пальцы. Он, казалось, и не заметил.
— С-с-совет тебе дам, — пробормотал он и тут же замолчал. Совет остался при нем.
— Ну так выкладывай свой совет, — предложил Люк-Джон. — Он ему всегда пригодится.
Чехов перевел взор с меня на моего босса и рыгнул на всю катушку. Бледное лицо Дерри брезгливо искривилось, и Берт это заметил.
«И вот так каждую пятницу, и в следующую тоже», — подумал я, но ошибся. Берту Чехову оставалось жить меньше часа.
Люк-Джон, Дерри и я сидели на табуретках у стойки и поглощали холодное мясо с маринованным луком, а Берт, покачиваясь, стоял сзади, выпуская трубочный дым и пары виски нам в затылки. Время от времени он издавал нечленораздельное мычание, сопровождавшее, по-видимому, ход его мыслей.
Что-то с ним неладно. Но меня это мало заботило: своих проблем по горло!
Люк-Джон взглянул на Берта с состраданием и предложил еще виски. Алкоголь затопил мутно-голубые глазки, сократив зрачки до величины булавочной головки, что придавало взгляду совсем уж бессмысленное выражение.
— Пойду-ка, пожалуй, провожу его до конторы, — неожиданно для самого себя предложил я. — Не то еще под автобус угодит.
— И поделом ему, — тихо, чтобы не услышал Люк-Джон, прошептал Дерри.
Ленч завершился сыром и второй кружкой пива. Чехова мотало из стороны в сторону, и он опрокинул содержимое моей кружки на брюки Дерри и на ковер. Ковер воспринял это стоически, чего нельзя сказать о Дерри. Одним глотком я допил пиво и принялся подталкивать Берта через толпу к выходу.
— Бар еще не закрыт, — неожиданно отчетливо проговорил он.
— Для тебя закрыт, старина.
Он привалился к стене, размахивая трубкой, зажатой в пухлом кулаке.
— Никогда не уходи из пивной до закрытия. Никогда не бросай рассказ незаконченным. Никогда не держи женщину на пороге дома. Абзацы и юбки должны быть короткими, а фазаны и грудки — пухленькими.
— Точно, — вздохнул я. Вот тебе и совет!
Я взял его под руку, и без особых помех мы выбрались на тротуар Флит-стрит. Нетвердое наше продвижение в сторону Сити вызвало немало косых взглядов, но к столкновениям не привело. Слитые воедино, мы перешли улицу и двинулись на запад вдоль знаменитых фронтонов редакции «Телеграф» и черных стеклянных витрин «Экспресс». Флит-стрит немало повидала на своем веку, и пожилой репортер, накачавшийся, словно бурдюк, вином во время ленча, был никому не интересен.
— Совет, — сказал он вдруг, резко остановившись. — Небольшой совет.
— Ну? — терпеливо спросил я.
Он скосил на меня глаза.
— А ведь мы прошли мимо «Блейз».
— Ага.
Он попытался развернуть меня в обратную сторону.
— У меня дело в Лудгейт-серкус. Нам сегодня по пути, — солгал я.
— П-правда?.. — Он рассеянно кивнул, и мы потащились дальше. Еще через несколько шагов он снова остановился. — М-м-маленьки-ий... совет...
Он смотрел прямо перед собой. Я был уверен, что он ничего не видит, не замечает уличной суеты. Ничего, кроме какой-то одной навязчивой мысли, его не занимало.
Мне надоело ждать совета, который никак не мог материализоваться. Стало опять накрапывать. Я взял его под руку и попытался протащить последние оставшиеся до дверей редакции пятьдесят ярдов. Он не стронулся с места.
— Запомни последние слова, — вдруг сказал он.
— Чьи?
— Мои, ясное дело... Запомни последние слова. Маленький совет...
