Кэт пересекла комнату и сказала слегка официальным тоном.
– Тетя Дэб, позволь представить тебе Аллана Йорка. Тетя Дэб протянула мне руку ладонью вниз. Я пожал ее руку, понимая, что в ее молодые годы эту руку принято было целовать.
– Весьма рада с вами встретиться, мистер Йорк, – сказала тетя Дэб, и я отчетливо понял, что подразумевал Дэн, говоря о, ее замороженных аристократических манерах. В ее голосе не было ни теплоты, ни подлинного гостеприимства. Несмотря на свои годы, а может быть, даже именно благодаря этому она была все еще удивительно хороша. Прямые брови, правильный нос, отчетливо обрисованные губы, седые волосы, подстриженные и уложенные первоклассным парикмахером. Худощавая, стройная фигура, прямая спина. Тонкая шелковая блузка под небрежно накинутым твидовым жакетом, домашние туфли ручной работы из мягкой кожи. У нее было все. Все, за исключением того внутреннего огня, благодаря которому Кэт в этом же возрасте будет стоить шестерых таких, как тетя Дэб.
Она налила мне чаю, и Кэт передала его мне. Здесь были сандвичи с паштетом и домашний торт, политый мадерой, и, хотя я по возможности избегал чаепитий, в Брайтоне, занятый слежкой за своими головорезами, я не успел пообедать и теперь чувствовал сильный голод. Я ел и пил, а тетя Дэб говорила.
– Кэт сказала мне, что вы жокей, мистер Йорк. – Она произнесла это так, словно это было уголовное преступление. – Я, конечно, понимаю, что вам это покажется забавным, но, когда я была молода, нам не рекомендовали знакомство с людьми такого рода занятий; тем не менее Кэт здесь у себя дома, и она знает, что может приглашать кого угодно.
Я кротко сказал:
– Но ведь известно, что Обри Гастингс и Джеффри Беннет были жокеями, а их охотно принимали, когда... э... когда вы были молоды.
Она удивленно подняла брови.
– Но они были джентльмены.
Я взглянул на Кэт. Она сидела, прижав руку, ко рту, и глаза ее смеялись.
– Да, – сказал я, стараясь не улыбаться, – это, конечно, меняет дело.
– Тогда вы в состоянии понять, – сказала ода, немного оттаивая, – что я не могу полностью одобрить новые интересы моей племянницы. Одно дело быть владелицей скаковой лошади, а другое – заводить личное знакомство с жокеями, которых нанимают, чтобы они скакали на этой лошади. Я очень привязана к моей племяннице. Я не хотела бы, чтобы у нее появлялись нежелательные знакомства. Она слишком молода и, вероятно, вела слишком замкнутый образ жизни, чтобы понимать, что приемлемо, а что нет. Но я уверена, что вы-то понимаете, мистер Йорк?
Кэт отчаянно покраснела.
– Тетя Дэб! – вымолвила она.
Очевидно, все оказалось даже хуже, чем она предполагала.
– Я очень хорошо понимаю вас, миссис Пенн, – сказал я.
– Прекрасно, – сказала она. – В таком случае, я надеюсь, вы приятно проведете у нас время. Можно предложить вам еще чаю?
Твердо указав мне мое место и получив в ответ то, что она сочла согласием с ее мнением, она была готова стать любезной хозяйкой. У нее была спокойная уверенность человека, желания которого были законом с самого детства. Она перешла к приятной беседе о погоде, о своем саде, о том, как солнечный свет действует на рост нарциссов.
Потом дверь отворилась и в комнату вошел мужчина. Я встал, а Кэт сказала:
– Дядя Джордж, это Аллан Йорк.
Он выглядел лет на десять моложе жены. У него были густые, тщательно причесанные седые волосы. Его розовое лицо было гладко выбритым и влажным, словно он только что вышел из ванны, и, когда он пожимал мне руку, его ладонь была мягкой и тоже влажной.
Тетя Дэб сказала без всякого неодобрения в голосе:
– Ты знаешь, Джордж, мистер Йорк один из жокеев, друзей Кэт.
Он кивнул.
– Да, Кэт говорила мне, что вы приедете. Рад, вас видеть у себя. – Он наблюдал, как тетя Дэб наливает ему чай, и, принимая из рук у нее чашку, поглядел на нее с удивительно нежной улыбкой.
Он был слишком толст для своего роста, но это был не толстяк с выпирающим вперед животом. Толщина была разлита по всему его телу, словно он был подбит жиром. Получалось общее впечатление жизнерадостной полноты. У него было неопределенно-добродушное выражение лица, какое часто бывает у толстяков, этакая мягкая, почти глуповатая расслабленность лицевых мускулов. И в то же время его глаза под пухлыми веками, испытующе глядевшие на меня поверх края чашки, были острыми и неулыбающимися. Он напоминал мне множество дельцов, которых я встречал по своей работе, людей, которые хлопают тебя по спине, предлагают тебе пойти сыграть партию в гольф, которые одной рукой достают для тебя икру и бутылку крега сорок девятого года, а другой пытаются перехватить у тебя контракт.
Он поставил свою чашку, улыбнулся. И прежнее впечатление померкло, году. – Он помнит об этом из-за «Бешеной Собаки англичан», – сказала Кэт. – Он все время напевает эту песню, и я не уверена, что он знает имя еще хоть одной лошади!
– А вот и знаю! – запротестовал дядя Джордж. – Буцефал, Пегас, Черная Бесс.
Я засмеялся.
– Почему же вы тогда подарили племяннице скаковую лошадь?
Дядя Джордж открыл рот и опять закрыл. Он моргнул. Потом он сказал:
– Я думал, пусть она встречает побольше людей. У нее здесь нет компании молодежи. Я думаю, мы воспитали ее чересчур... замкнуто.
Тетя Дэб, которой наскучило молчать, пока речь шла о лошадях, теперь снова вступила в беседу.
– Глупости, – сказала она резко. – Ее воспитывали так же, как меня, значит, правильно. В нынешние времена девушкам дают слишком много свободы, и это кончается тем, что они убегают с охотниками за приданым или гуляками отвратительного происхождения. Девушки нуждаются в строгости и постоянном руководстве, если они хотят оставаться леди и сделать обдуманную партию.
Она по крайней мере смилостивилась настолько, что, говоря это, не смотрела на меня. Вместо этого она нагнулась вперед и погладила спящую таксу.
Пока мы стояли на дорожке ожидая выхода тети Дэб, Кэт объясняла мне, что дядя Джордж никогда не ходит в церковь.
– Он проводит большую часть времени в своем кабинете. Это маленькая комната рядом с той, где мы завтракаем, – сказала она. – Там он целыми часами разговаривает по телефону со своими друзьями, там он пишет трактат или монографию или что-то в этом роде, о краснокожих индейцах, кажется. Он выходит оттуда, только когда его зовут к столу или если что-то случилось.
– Тете Дэб, наверное, скучно, – сказал я, любуясь тем, как мартовское солнце освещает чудесную линию, рта и бросает красноватые отблески на ресницы Кэт.
– О, раз в неделю он ее возит в Лондон, Там она делает прическу, листает журналы в Британском музее, потом они обедают у Рица или в каком-нибудь таком же душном месте, потом отправляются на дневной концерт или на выставку. Очень развратная программа, правда? – сказала Кэт с дразнящей улыбкой.
