– Шикарно, правда?
Во взгляде девушки было неприкрытое восхищение. Она взирала по сторонам с таким почтением, какого этот интерьер явно не заслуживал.
– А посуды-то сколько! И поглядите-ка, она вся с золотом!
От ярких сервизов, бокалов и хрусталя буквально слепли глаза. Посуда в доме Марго была яркая, цветная, с золотом, росписью, стразами и прочими штучками, предназначенными для того, чтобы сразу же с места в карьер заявить всякому входящему о богатстве своего хозяина.
– Ох, мне бы хоть одну такую вазочку, – умильно поглядывала Зоя на витрину, заставленную посудой. – Вот было бы счастье!
– Тебе так нравится?
– Ага. Особенно вон та. Мне такую никогда не купить. Сразу видно, что дорогая.
И девушка указала на внушительных размеров красную лоханку, обильно украшенную гравировкой и позолотой. Инга с пренебрежением взглянула. И чем тут можно восторгаться? Гравировка сделана лазером на станке. Полнейшая ерунда и новодел. У бедной Маргариты совсем не было вкуса. Точно так же, как у ее соседки не было понятия о том, что же такое действительно ценная вещь.
Но Зоин взгляд был полон столь глубокой жажды обладать этой миской, что Инга сама не поняла, как сказала:
– Если тебе нравится именно эта ваза, возьми ее.
– Ой, а можно?
– Уверена, Маргарита одобрила бы, если бы узнала, что ты взяла себе что-то на память о ней.
– Тогда я возьму!
И, уже прижимая к своей груди вожделенную вазочку, Зоя добавила:
– Это вообще любимая вазочка Маргариты. Ой, а что это в ней лежит?
Подруги подошли ближе и увидели под крышкой лист бумаги, перевязанный красивой алой шелковой лентой. Под лентой был аккуратно помещен цветок – тщательно высушенная головка розы с красным венчиком давно увядших листьев.
– Это Марго сюда положила, больше некому.
– Давайте взглянем, что там такое?
Протестов ни от кого не последовало. И Зоя, осторожно отставив в сторону свою вазочку, протянула подругам лист глянцевой бумаги, свернутый наподобие конверта. Открыв его, подруги обнаружили в нем две фотографии, на которых были запечатлены двое – мужчина и женщина. Оба одетые пестро и ярко, в цирковых костюмах с блестками и перьями. Он в черном плаще и с бородой, она в костюме восточной танцовщицы.
– Это же Маргарита! – узнала свою бывшую хозяйку Зоя. – Так она выступала в цирке!
– А тебе говорила, что в театре?
– Да. А кто этот мужчина на фотографии?
– Никита. Муж.
Зоя внимательно взглянула и покачала головой:
– Ничуть не похож!
– Ты же его никогда не видела.
– Я имею в виду, что на себя на тех фотографиях, которые вы мне показали, он точно не похож. Тут он вполне симпатичный и ничуть даже не страшный.
Да, было трудно узнать в загримированном фокуснике и иллюзионисте бывшего заключенного. И дело тут было даже не в гриме, не в его чалме и не в пролетевших над ним годах. Различие заключалось в том, как эти двое смотрели на мир. Первый таращился с фото затравленным взглядом. А второй был открыт, величественен и любим женщинами. Он явно сознавал, что занимает свое место на цирковой арене по праву и еще долго будет его занимать.
Фотографии были сложены таким образом, чтобы мужчина и женщина на фото находились лицом друг к другу. Алая лента и увядшая роза – символ любви – говорили о том, что в сердце Марго всегда была жива страсть к непутевому, горько обидевшему ее мужу.
Но пока Зоя с Ингой, умиляясь, смотрели на фотографию, Алена вытащила из конверта еще одну бумагу. Гербовая печать и бумага с водяными знаками сразу же сказали ей о том, что она нашла документ, и документ крайне важный.
– Это же завещание! – воскликнула она радостно. – Завещание Марго! Написано и заверено по всем правилам.
– Давай посмотрим, кому и что она завещала?
Алена быстро пробежала глазами строчки и опустила руки.
– Как странно, – пробормотала она. – Ну просто очень странно.
– Что? Что странно?
Не отвечая, Алена повернулась к Зое и спросила:
– Ты не знаешь, у Маргариты была какая-нибудь родня?
– Я никогда и никого тут не видела. По-моему, она только со своим Мазуренко и общалась. Ну, и еще со своими друзьями из «Прелестницы». Я вам про них говорила. Но они тут бывали нечасто.
– Как странно, – повторила Алена. – Взгляните. Она завещала все свое движимое и недвижимое имущество, каким будет владеть на момент своей кончины, своим трем друзьям – Вольдемару Соловьеву, Ксении Белкиной и Ларисе Милош.
– Так это же как раз те трое друзей Марго из «Прелестницы»! – воскликнула Инга. – Стилист, парикмахерша и манюкюрша. А что тебе показалось тут странным?
– Выходит, муж Маргариты ничего бы не выиграл от смерти своей жены!
Это было поистине удивительное открытие. Оно могло поставить на версии Толи Огурцова большой и жирный крест. Ведь если Никита не был упомянут в завещании, то и убивать Марго с целью завладеть ее наследством ему тоже было ни к чему.
Подруги продолжили поиски. Но больше в квартире Марго они не нашли ничего интересного, хотя и внимательно обследовали каждый квадратный сантиметр. И все же найденное ими в самом начале завещание оправдывало все потраченные усилия. Завещание – это очень важный документ. Ради получения наследства люди идут на всевозможные подлости. И убийство тут далеко не в числе последних.
И теперь подруги думали о том, что среди подозреваемых появились еще трое – Лариса, Ксюша и миляга Вольдемар.
– Надо вплотную заняться этими троими.
– Или двоими, – пробормотала Инга. – Лариса исчезла; возможно, она уже мертва. Теперь наследовать будут двое.
– И следовательно, доля каждого из них увеличится.
– А если останется кто-то один, тогда он и вовсе получит все!
– Кошмар! Думаешь, Вольдемар или Ксюша задумали худое против Марго? Убили сначала ее, а потом Ларису как конкурентку?
– Очень может быть.
– И кто из них? Вольдемар или Ксюша?
– Лично мне менее симпатична Ксения. И к тому же у нее есть муж, а у мужа наверняка есть родня. Это их в ночь убийства могли видеть у Лебяжьего Лога.
– Но и у Вольдемара могут быть физически развитые знакомые, – возразила Алена. – Не говоря уж о том, что сама Лариса могла быть организатором. Труп ее не находили, значит, не факт, что она мертва. Она могла просто уехать на время. Но когда все прочие наследники Марго будут устранены, Лариса вернется в город и заявит о своих правах на наследство подруги.
Инга принялась размышлять. И как бывало с ней всякий раз, когда мысль казалась ей крайне важной, она размышляла вслух:
