— Ботаниками? Ну, тех, кто занимается ботаникой,
вероятно, но раз ты спросила, значит, тут есть какой-то подвох…
— Да, верно. Ботаниками называют таких, как Димка
Фролов, помнишь его?
— А, ну да, понял… Как интересно…
— Влад, высади меня, пожалуйста, на Мюнстер-штрассе. Я
зайду в кондитерскую, куплю Белле Львовне пирожных…
— Кто это, Белла Львовна?
— Аллина мама.
— Хорошо, — не стал спорить он. Она не хочет,
чтобы я знал, где именно она живет, усмехнулся он про себя, а я-то уже знаю!
Что ж, пусть тешит себя мыслью, что может от меня скрыться. — Ника, ты
уверена, что занята сегодня вечером?
— Уверена, Влад, к тому же я очень устала.
И действительно, у нее был усталый, даже измученный вид.
Нелегко ей далась встреча с прошлым.
— В котором часу удобно позвонить? К примеру, в десять?
— Да-да, в десять удо??но.
Он хотел поцеловать ее на прощание, но она ловко увернулась
и вышла из машины. Он проследил за ней взглядом. Она и вправду зашла в
кондитерскую и через несколько минут вышла с коробочкой пирожных.
Он вдруг тоже ощутил страшную усталость и в то же время
пустоту. Поставил машину на стоянку, пошел домой и, ни о чем не думая,
завалился спать.
Спал крепко, без всяких снов, и проснулся уже в начале
одиннадцатого с тяжелой головой. О, черт, надо же позвонить Нике! Неужели и эта
гладкая бгонда потащится с нами, неужели у нее не хватит ума и такта
отказаться? Неужто она не поймет, что будет третьей лишней? Может и не понять,
у нее такой самодовольный вид… Интересно, каково Нике у нее? Может, ей там
неуютно? Может, она чувствует себя там обузой? Надо бы предложить ей… Хотя что
я знаю об этой новой Нике? Раньше она была иногда болезненно застенчивой и
преувеличенно деликатной, а теперь бог ее ведает. А может, не надо звонить?
Все, собственно, уже сказано… Или почти все… Если она хочет взять с собой Аллу,
значит, не хочет быть вдвоем со мной, тогда зачем? Но тут он представил себе,
как Ника уговаривает Аллу поехать с ними в Гент, а та говорит: «Хорошо, я
поеду, но этот твой бывший бойфренд… — нет, вряд ли она назовет его бойфрендом,
скорее, хахалем, — этот твой бывший хахаль, скорее всего, не позвонит». А
Ника будет горячо ее убеждать, что он позвонит обязательно… Нет, придется
звонить, иначе в глазах этих двух женщин я буду последним трусом, полнейшим
ничтожеством… Ведь тогда мой поступок имел политическое объяснение, а теперь…
Позвоню, в конце концов, что может случиться? Ничего! А может, именно оттого,
что ничего в присутствии Аллы не может между нами случиться, я и не звоню? А
вдруг у Аллы какие-нибудь дела? Или ее мама объестся сегодня пирожными, у нее
заболит печень, и она не сможет остаться одна на целый день? Хорошо бы… И он
позвонил. К телефону подошла Алла. Сказала, что Ники нет дома, но в Гент она
все-таки поедет.
— А вы? Вы не поедете? — спросил он с надеждой.
— Нет, благодарю. Думаю, у вас и без меня найдется о
чем поговорить. К тому же я уже бывала в Генте.
Вы когда хотите выехать из Бонна?
— Чем раньше, тем лучше.
— В таком случае ждите Нику в семь часов у памятника
Бетховену! Всего хорошего, покойничек! — добавила она со смешком и
положила трубку.
Черт знает что! Идиотское место для встречи в такой
ситуации! Ну да ерунда! Не стоит обращать внимание на мелочи! Главное — мы
поедем вдвоем!
И весь день будем вместе. Сейчас надо успокоиться, принять
снотворное, иначе впереди бессонная ночь и трудно будет весь день провести за
рулем! Так он и поступил. Сон сначала не шел, тем более что червем точила
мысль, куда это Ника сегодня девалась, наверняка на свидание к седовласому
отправилась…
Ах, как нехорошо, как противно… Но, думаю, седовласому
сегодня ничего не светит, я просто уверен!
Тем более у нее же есть Гриша, которому она не желает
изменять даже со мной, не то что с седовласым.
Мысль эта была так утешительна, что в результате он довольно
быстро уснул, поставив будильник на шесть утра.
* * *
К памятнику они подошли одновременно.
— Привет! — улыбнулась Ника. На ней были белые
брюки и белая ветровка.
Ей не идет белый, отметил он, белый ее старит…
Видимо, дело в том, что вчера на пароходе она довольно
сильно загорела, и это как-то ее простит…
Вот и чудно, может, за целый день я разгляжу в ней еще кучу
недостатков и к вечеру мне ничего уже не будет хотеться и все само собой
закончится. Я вернусь в Бостон, к своей привычной жизни, а она к своему
камерному Грише. Но когда они сели в машину, он почувствовал запах ее духов, на
который вчера как-то не обратил внимания, или сегодня у нее были другие духи?
Запах был легкий, чуть горьковатый и удивительно приятный. В нем была какая-то
успокоительная прохлада… И вообще, ему вдруг стало хорошо и уютно. Уже через
пять минут она стянула с себя ветровку. А под ней оказалась бледно-зеленая в
мелких ромашках то ли блузка, то ли рубашка, черт знает, как это называется…
— Жарко, — улыбнулась Ника. — Алла заставила
меня надеть ветровку, боялась, что я замерзну…
А вот зеленая рубашка шла ей необыкновенно.
И на шее были бледно-зеленые бусики. Милая, какая она милая!
Милая моя, солнышко лесное, вон в каких краях встретилась со мною… —
всплыло вдруг из глубин памяти.
— Чего ты смеешься? — спросила она.
— Да нет… так, просто радуюсь, что сегодня хорошая
погода!
Когда они выехали на автобан, он спросил:
— Ты сегодня что-нибудь ела?
— Да, Алла впихнула в меня завтрак. А ты голодный?
— Нет, я тоже поел. Вот и чудно, второй завтрак можем
съесть в Брюсселе! Ты не против?
— Я за! А можно открыть окно?
— Конечно!
Сквозной ветер трепал ее волосы. Они ехали молча, и
почему-то это было так приятно… У него в голове вертелись обрывки старых песен,
которые он любил в далекой молодости. «Из кошмара городов рвутся за город
машины…», кажется, это Высоцкий… «Длинной-длинной серой нитью стоптанных дорог
штопаем ранения души…», это Визбор…
— Автобаном никакие ранения не заштопаешь, — вдруг
произнесла Ника.
Он от удивления чуть не выпустил руль.
— Что?
— Ты не помнишь песню Визбора?
— Нет, — сказал он, взяв себя в руки. — Не
помню.
— Я хотела сказать, что автобаны скучные… Вот мы с
Аллой ездили в какой-то замок, там была красивая дорога, она так петляла и
вокруг такие виды, а тут…
— Зато быстро доедем.
Они довольно долго молчали. Но никакой неловкости не
чувствовалось. Ему было хорошо. Наверное, и ей тоже.
