— Меня так вот уже лет двадцать с лишком никто не называл.
Теперь он вспомнил ее. Она всегда так прикрывала рот рукой, когда смеялась, потому что ее улыбка казалась ей некрасивой. Она кивнула, показывая на кладбище:
— Чуть ли не каждую неделю прохожу мимо твоих родителей.
— Гораздо чаще, чем я.
— Но ты же ведь теперь в Эдинбурге, верно?
— Верно.
— Проездом?
— Да, проезжал мимо.
Они уже вышли с кладбища и спускались по склону холма в Баухилл. Потом поравнялись с машиной Ребуса, но он не остановился — не хотел прерывать разговор. И они пошли дальше.
— Да, — говорила она, — многие заглядывают проездом. Никто не остается. Я прежде всех тут знала, а теперь уже нет…
Слушая ее речь, Ребус понял, сколько местных словечек и акцента он растерял за прошедшие годы.
— Зайди на чашку чая, — пригласила она.
Он поискал глазами на ее пальце обручальное кольцо. Она, как ни посмотреть, была привлекательной женщиной. Статной, хотя в школе была маленькой и робкой. А может быть, просто память изменяла Ребусу. Лицо было без морщин, глаза не накрашены. На ногах туфли с каблучком в полтора дюйма, чайного цвета колготки на сильных ногах. Ребус с утра ничего не ел и теперь почувствовал, что у нее дома полно всякой вкусной выпечки.
— А почему бы и нет?
Она жила в доме на Крейгсайд-роуд. По пути с кладбища они прошли мимо одной букмекерской. Контора была закрыта, как и все остальные.
— Хочешь посмотреть на старый дом? — спросила она, имея в виду тот дом, в котором он вырос. Он пожал плечами, глядя, как она отпирает дверь. В коридоре она подождала секунду-другую, потом крикнула: — Эй, ты здесь? — Ей никто не ответил. — Просто чудо какое-то, — удивилась она. — Встал с постели ни свет ни заря. Видать, уже ушел куда-то. — Она взглянула на лицо Ребуса, и ее рука потянулась ко рту. — Не волнуйся — это не муж, не любовник и никто в таком роде. Хью — мой сын.
— Вот как?
Она сняла плащ.
— Прошу. — Она открыла ему дверь гостиной. Комната была маленькая, заставленная громоздким диваном и двумя креслами, обеденным столом и стульями, мебельной стенкой и телевизором. Камин в доме был заблокирован, вместо него работало центральное отопление.
Ребус уселся на один из стульев перед камином.
— Но ты не замужем?
Она накинула плащ на перила лестницы.
— Никогда не видела в этом смысла, — сказала она, входя в комнату.
Двигаясь, Хизер заполняла собой пространство: сначала к батарее проверить, теплая ли, потом к каминной полке за сигаретами и зажигалкой. Предложила сигарету Ребусу.
— Бросил, — сказал он. — Доктор запретил. — Отчасти это было правдой.
— Я пыталась бросить раз или два, но так стала толстеть, что оно того не стоило. — Она глубоко затянулась.
— А кто отец Хью?..
Она выпустила дым из ноздрей.
— Я его так толком и не знала. — Потом, увидев выражение на лице Ребуса: — Я тебя шокировала, Джонни?
— Немножко, Крэнни. Ты была… ну…
— Тихоней? Это было в другой жизни. Ну, ты что будешь: чай, кофе или меня? — И она рассмеялась за своей дымящей сигаретой.
— Кофе — это хорошо. — Джон Ребус заерзал на стуле.
Она принесла две кружки горького растворимого:
— Извини, никакого печенья — все кончилось. — Она протянула ему кружку. — Сахар я уже положила, надеюсь, тебя это устроит.
— Прекрасно, — сказал Ребус, он терпеть не мог кофе с сахаром.
Кружка была сувенирной — из Блэкпула. Они поговорили об одноклассниках. Она, сидя против него, в какой-то момент решила положить ногу на ногу. Но ее юбка была слишком узка; она сдалась и подтянула юбку за подол вниз.
— Так что тебя сюда привело? Проездом, говоришь?
— Вроде того. Вообще-то, я ищу букмекерскую контору.
— Мы по пути прошли мимо одной…
— Мне нужна не любая контора. Мне нужна та, которая либо появилась пять лет назад, либо у нее появился тогда новый хозяин.
— Значит, «Хатчис», — беззаботно сказала она и затянулась сигаретой.
— «Хатчис»? Но она же была, когда мы учились.
Крэнни кивнула:
— Название идет от Джо Хатчинсона, основателя. Потом он умер, и дело возглавил его сын Хауи. Пытался изменить название, но оно словно прилипло, и Хауи сдался. Лет, может, пять назад — а может, меньше — он продал дело и уехал в Испанию. Ты представь: наш ровесник, а уже накопил денежек и поехал греться на солнышке. А у нас здесь тепло, когда тостер включим.
— И кому же он продал бизнес?
Ей пришлось задуматься.
— Кажется, его фамилия Гринвуд. Но букмекерская по-прежнему называется «Хатчис». И вывеска над дверью старая. Да, Томми Гринвуд его зовут.
— Томми? Ты уверена? Не Том? Не Тэм?
Она решительно замотала головой. Волосы у нее были с химической завивкой и недавно крашенные под седину. Ребус решил, что она таким образом прячет свою седину. Прическа была молодежной. Ребус вернулся назад во времени…
— Томми Гринвуд, — продолжила она. — С ним моя подружка погуливала.
— А он в Кардендене появился задолго до того, как купил букмекерскую?
— Да нет — мы его вообще не знали. А потом он вдруг покупает «Хатчис» и старый дом доктора у реки. Как говорят, он расплатился с Хауи наличными — вытащил из чемодана. И еще говорят, что у него даже счета в банке нет.
— Так откуда же у него деньги?
— Вот это хороший вопрос. — Она задумчиво кивнула. — Тут у нас многие хотели бы знать ответ.
Он задал еще несколько вопросов о Гринвуде, но больше она почти ничего не знала. Он был человеком закрытым. Каждый день пешочком ходил от своего дома к букмекерской. Никаких тебе шикарных авто. Ни жены, ни детей. Ни общение с местными, ни выпивка его особо не интересовали.
— Для некоторых женщин такой мужчина — просто находка, — сказала она, и Ребус по ее тону понял, что и она забрасывала наживку. — Да-да, находка.
Двадцать минут спустя Ребусу удалось уйти, правда предварительно обменявшись адресами и телефонами и обещаниями поддерживать связь. Он медленно прошел мимо «Хатчис» — ничем не примечательное маленькое здание с облупившимся фасадом и затонированными окнами. Потом направился вверх по склону к кладбищу, где увидел, что вплотную к его машине припаркована еще одна. Вишнево-красный «рено» пятой модели. Он прошел мимо своей машины и постучал по стеклу «рено». Шивон Кларк отложила газету и опустила окно.
— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил Ребус.
— Иду по следу.
