Посреди выступления Ленни Голдена Джино наклонился к Лаки и сказал:
– Сьюзан устала. Я провожу ее до дому. Увидимся завтра, дочурка.
Он встал и предложил Сьюзан руку.
Лаки просто онемела. Ее вечер, с ее отцом, а он провожает это второе издание Грейс Келли домой! Проклятье!
– Спокойной ночи, дорогая. Очень приятно было с вами познакомиться, – сказала «Грейс».
То ли ей показалось, то ли действительно в синих ледяных глазах Сьюзан промелькнула искорка торжества? Лаки выдавила из себя еще одну улыбку. Врага лучше сперва очаровать, чем с ходу бить в зубы.
– И мне тоже.
После того как они откланялись, Лаки уже не могла усидеть на месте. И почему она не ушла первой! Пускай бы Джино понял, что такое – погубить их семейный вечер!
Она взглянула на комика, по-прежнему успешно смешившего публику; отметила, что Димитрий опустил свою сильную руку на бедро соседки; с ненавистью посмотрела, каким кокетливым жестом отбросил Матт Трайнер прядь седых волос со лба.
К чертям собачьим. Что за тоскливая компания!
– Сейчас приду, – прошептала она, хотя и не думала возвращаться.
За стенами гостиной кипели и бурлили страсти в просторном казино. Лаки прошлась взад и вперед, кивая сотрудникам, поглядела, как внимательно следят старшие смены за действиями крупье, подивилась причудливым и нелепым туалетам игроков. Где еще можно встретить купальные шорты мирно соседствующими с шикарным вечерним платьем? Клетчатый пиджак рядом со строгим смокингом? Проститутки смешались с домохозяйками, плейбои с картежниками.
«Я хочу мужика, – подумала она. – О Господи, как я хочу мужика!»
Лаки пошла к конторке и выбрала ключи от свободного номера. Тут она снова начала чертыхаться. Ей нужен был не просто кто-то. Между ней и партнером должна возникнуть некая магическая связь, пробежать таинственный и волшебный ток. В конце концов, позади оставался долгий период воздержания.
За рулеткой в одиночестве сидел какой-то мужчина. Темноволосый, задумчивый. Он напомнил ей Марко.
Нет!
Она резко отвернулась.
Она чувствовала себя такой одинокой. Ей нужен был ни к чему не обязывающий секс с безымянным любовником, который даст ей то, что ей нужно, а потом незаметно исчезнет.
Кто-то схватил ее за руку и с укором сказал:
– Вы ушли с моего представления. Что это с вами? Вы не умеете оценить настоящий талант?
Она обернулась и после недолгого колебания ослепительно улыбнулась:
– Ленни Голден! – воскликнула она. – Вот вас-то мне и надо!
ГЛАВА 5
Олимпия не любила Нью-Йорк летом. Слишком уж много людей, жара, грязь. Она старалась приезжать туда как можно реже, но иногда обстоятельства складывались так, что избежать поездки никак не удавалось. Третья по счету свадьба ее матери как раз относилась к подобным обстоятельствам.
Из Парижа Олимпия прилетела на «Конкорде» вместе со своей девятилетней дочерью Бриджит и с ее няней, англичанкой по имени Мейбл.
Бриджит была очаровательным ребенком. Девочка унаследовала от матери густые светлые волосы и голубые глаза, а от отца – благородные черты лица и гибкую фигуру. А еще к ней перешел материнский взбалмошный характер.
Няня Мейбл представляла собой разочарованную пятидесятилетнюю женщину, после тридцати пяти лет «оказания услуг» пришедшую к выводу, что она даром прожила жизнь, приглядывая за чужими детьми. Олимпия замыкала длинную цепочку ее богатых работодателей, и, хотя Мейбл провела у нее только шесть месяцев, она уже успела невзлюбить капризную белокурую наследницу миллионов Станислопулоса. Да и ребенок оказался немногим лучше. Избалованный, самовлюбленный и вредный. Словом, родная мамочка в миниатюре. К счастью, зарплата более чем компенсировала моральные неудобства, и к тому же няне Мейбл нравилось пользоваться шикарными лимузинами и первоклассной обслугой. В Париже Олимпия редко поднималась на «детский», как она выражалась, этаж своей двухэтажной квартиры на Авеню Фош, так что няне Мейбл почти не приходилось с ней сталкиваться.
Олимпии очень не хотелось ехать вместе с Бриджит и няней, но ее мать настояла, чтобы именно Бриджит несла цветы на свадьбе, и Олимпия не смогла найти подходящей отговорки.
Ее мать, Шарлотта, являла собой классический образец шикарной светской дамы. Она вышла замуж за Димитрия Станислопулоса в возрасте двадцати лет, вопреки отчаянным протестам родителей. Девять месяцев спустя она родила Олимпию, а еще через три – развелась. Далее Шарлотта вернулась в Америку, и не прошло и года, как она вторично вышла замуж, на сей раз за банкира с Уолл-Стрит, в полном согласии с пожеланиями родителей. Первые двенадцать лет своей жизни Олимпия провела с матерью в Америке, но, когда пришла пора полового созревания, девочка стала неуправляемой и принялась закатывать ежедневные скандалы, требуя, чтобы ей разрешили жить с отцом, который постоянно курсировал между своим островом в Греции, своей яхтой и парижским особняком. Родители в конце концов пришли к компромиссному решению, и в ее жизни чередой потянулись различные школы-интернаты, и из каждой ее по прошествии некоторого времени благополучно вышибали. В итоге Олимпия добилась своего и перебралась к Димитрию, который относился к ней как к очередному гостю, не лучше и не хуже.
Муж-банкир Шарлотты отошел в мир иной год назад. Олимпия никогда не испытывала теплых чувств к отчиму. А теперь Шарлотта наметила нового кандидата под венец, некоего кинопродюсера. Олимпия вовсе не стремилась к встрече с очередным родственником.
– Мама! – сказала Бриджит, когда их торжественно проводили через таможенный контроль. – Вон стоят люди с фотоаппаратами.
– Наклони голову, смотри прямо перед собой, – предупредила няня Мейбл. – Никогда не подавай виду, что замечаешь их.
Легким прикосновением руки Олимпия поправила свои золотистые кудри. Она ненавидела всех этих писак, но, уж если от них невозможно скрыться, надо по крайней мере выглядеть наилучшим образом. Не появляться же на людях лахудрой вроде Кристины Онассис! И она надела темные очки и одернула юбку костюма от Сен-Лорана.
Фотографы защелкали камерами как сумасшедшие.
Не так-то просто быть одной из самых богатых женщин мира.
Димитрий Станислопулос не испытывал интереса к артисточке, которую ему подсунул Матт Трайнер. Слишком она была молода, да и не настолько хороша собой. Ему уже исполнилось шестьдесят два года, и его не привлекала скучная болтовня женщины на сорок лет моложе его. Димитрий предпочитал играть в баккара, и Матт усадил его за уединенный столик, где ему составили компанию несколько других привилегированных постояльцев. В их число вошли: знаменитый певец в плохо подогнанном парике; французская герцогиня с кожей цвета (и вида!) обожженной глины; два электронных короля из Японии и англичанка – подруга изгнанного из своей страны арабского бизнесмена.
