– Саша, поздравляю, это великолепно!
– Лидия Борисовна, почему так внезапно?
– Юльский, узнав про премию, запил, а главный решил,
что это самый подходящий момент выпустить Глеба в роли Чацкого. Думаю, теперь
Юлик его больше играть не будет. Эх, раньше бы это сообразить, а то все
искания, пусть Ордынцев с его данными Репетилова играет, так интереснее… Да я
за свои шестьдесят лет такого Чацкого и не видела никогда.
Поздравляю! – все это она произносит на ходу, крепко
держа меня под руку. – Только, смотрите Саша, чтобы Глеба сейчас не
сожрали!
Я слушаю ее вполуха, я рвусь вперед, но она слегка
прихрамывает и не может идти так быстро, как мне хочется, а сбросить с себя ее
руку я не могу. Мне неудобно. Но наконец кто-то отвлекает ее, и я сломя голову
несусь вперед.
В зале еще продолжаются аплодисменты. Вокруг много знакомых
лиц, кто-то обнимает меня, кто-то целует, кто-то насмешливо на меня взирает. Но
мне все это неважно. Я жду мужа, у которого сегодня день триумфа, и тут я вижу
свою свекровь. У нее лицо все в красных пятнах.
– Саша! – бросается она ко мне и заключает в объятия. –
Саша, он гений! – шепчет она мне на ухо. – А я тебя искала, мне Глеб
сказал, что ты будешь в театре с какой-то знакомой. Где ты сидела?
Но тут появляется Глеб с большим букетом роз:
– Сашка! Сашка! Я это сделал!
Он победно вскидывает руку и сует букет мне.
– Мама! Ты здесь!
Набегают какие-то люди, оттесняют его от нас.
– Я так смертельно волновалась, когда Глеб мне
позвонил, – шепчет свекровь. – А ты знала, что будет замена?
– Понятия не имела. Я же сегодня… была еще на работе,
передавала дела…
Слава богу, хоть с этой бухгалтерской историей теперь
покончено, пусть это была ложь во спасение, но все равно противно.
– Саша, я на днях говорила тебе, что скоро все
переменится, разве я была не права? Этот день настал!
– Нет, Светлана Георгиевна, настоящая известность в
наше время начинается после премьеры сериала, а это… Но уже сегодня утром меня
остановила какая-то девица, которая сказала, что «фанатеет от Ордынцева».
Про чувырлу я умолчала.
– Правда? Наконец-то!
В этот момент словно ветерок какой-то пронесся, все
зашептались, и я увидела очень пожилого человека, по виду явно иностранца,
который с легкой улыбкой направлялся к Глебу, сопровождаемый главным
режиссером. Я только успела заметить, как вспыхнул Глеб.
– Это сам Лью Говард! – шепнул кто-то.
Лью Говард! С ума сойти!
– Саша, кто этот старик? – немного испуганно
спросила свекровь.
– Знаменитый английский режиссер.
– О боже, ты услышал мои молитвы! Кинорежиссер?
– Нет, театральный, но все равно…
Я видела, как господин Говард что-то горячо говорил Глебу и долго
жал ему руку, а главный, стоя рядом, довольно ухмылялся. Вдруг кто-то дернул
меня за рукав.
– Извините, девушка, – прошептала долговязая
девица с висящим на плоской груди фотоаппаратом. – Где тут жена Ордынцева?
– Это я.
– Поздравляю! Как вы относитесь к успеху вашего мужа?
– Саша, ни слова! – громко произнесла
свекровь. – Я мать Глеба Евгеньевича, и без его ведома никаких интервью ни
я, ни его жена не даем.
Батюшки светы, такое впечатление, что эту фразу Светлана
Георгиевна давно отрепетировала. А я вот растерялась и готова была искренне
ответить, что безумно рада успеху мужа. Девица, однако, не смутилась. Она
протиснулась сквозь собравшихся к главному режиссеру и что-то принялась ему
втолковывать. Тот рассеянно кивнул. Она исчезла.
– Саша, ты понимаешь теперь, какая на нас лежит
ответственность?
– Вы о чем, Светлана Георгиевна?
– Одно неверное слово – и может начаться просто
вакханалия в прессе. Это недопустимо!
– Светлана Георгиевна, о чем вы, какая вакханалия?
Из-за Чацкого?
– Разумеется, нет. Но из-за Ордынцева – да! –
произнесла она с гордостью.
Тут к нам подошел взволнованный сверх меры Глеб:
– Саша, мама, нас всех приглашают поехать в ночной клуб
с мистером Говардом. Он хочет о чем-то поговорить со мной…
– В ночной клуб? Но мы не так одеты… – смутилась
свекровь.
– Не имеет значения, – поморщился Глеб. –
Впрочем, если ты не хочешь, мама…
– Я поеду!
– Вот, и хорошо, – не бог весть как восторженно
отозвался Глеб. Но он был слишком счастлив, чтобы огорчаться.
Зато я очень огорчилась. Опять мне не удастся спокойно
поговорить с ним, рассказать ему о бабушке.
Ночной клуб был шикарным, но, к счастью, полутемным и не
слишком шумным. Играл камерный оркестр, и очень вкусно кормили. За столом нас
было пятеро. Главный режиссер был почему-то без жены.
Господин Говард поужинал с отменным аппетитом, а потом
принялся что-то оживленно обсуждать с Глебом и главным режиссером. Оказалось,
что он русский по матери и вполне прилично говорит по-русски. А я, поев, вдруг
ощутила такую усталость, что у меня не было сил даже вслушиваться в то, о чем
они говорили. Мне просто было хорошо. Я с удовольствием слушала музыку, держа в
руках бокал с прекрасным белым вином. Зато Светлана Георгиевна никак не могла
успокоиться. А разговор, по-видимому, расслышать была не в состоянии. И решила
обратить внимание на меня:
– Саша, я только сейчас увидела твои ногти!
Замечательно, но ты что же, нарастила их?
– Ну да.
– Ты что, с ума сошла?
– Почему? – опешила я.
– Это же безумно дорого! Глеб еще не начал
зарабатывать, все еще только предстоит, а ты уже транжиришь его деньги.
– Ну, положим, это мои деньги, – проговорила я.
– Все равно! Это безумие!
– Но вы же сами требовали, чтобы я привела руки в
порядок, вот я и выполнила ваше требование.
– Но не такой же ценой! Я узнавала, это стоит чуть ли
не сто долларов, а коррекция пятьдесят, и это следует делать регулярно!
– Надо же, вы специально выясняли…
Мне было так противно, что я не стала ничего говорить ей про
бабушку. Но, представив себе, что она долго еще будет меня пилить, я сочла за
благо успокоить свекровушку:
– Да не беспокойтесь вы, ничего я не наращивала, просто
купила за копейки накладные ногти и приклеила, только и всего.
– Но ты же сказала, что наращивала…
– Ну я думала, накладные ногти тоже так можно назвать…
