Утром глаза у Глеба были еще немного красные, но резь
прошла, они больше не слезились.
– Ты у меня чудо, Санька! – Он чмокнул меня в щеку
и убежал.
А я решила приготовить к вечеру что-нибудь вкусное. Глеб
обожает мясо с баклажанами. Пойду сейчас на рынок, куплю хорошего мяса, овощей,
зелени, ягод… До чего ж это приятно – не считать каждую копейку! Скоро пойдут
вишни, надо будет обязательно сделать вареники, мое коронное блюдо, позвать
гостей… Надо извлекать из жизни каждую крупочку радости!
Возвращаясь домой с полными сумками (купила еще две бутылки
хорошего вина в магазине «Ароматный мир» неподалеку от рынка и две большие
бутылки минеральной воды в палатке у дома), я увидела, что почтовый ящик у нас
полон. Поставила сумки и открыла ящик. Куча рекламных листков, газета, счет за
междугородные переговоры и несколько писем. От поклонниц, наверное. Одно из них
было адресовано мне. Я хотела вскрыть его уже в лифте, но рук не было, как говорится.
Дома я бросила сумки и прямо в прихожей надорвала конверт. Оттуда выпали
несколько цветных фотографий. На всех был Глеб с какой-то ослепительной
девицей! У меня перехватило дыхание. Я опустилась на стул в прихожей.
Фотографий было четыре. На одной Глеб сидел с ней и каком-то ресторане,
пристально глядя на нее с такой улыбкой… У меня даже сердце заболело. Я слишком
хорошо знаю, когда он так улыбается. На втором снимке они шли по какой-то
аллее, и он обнимал ее за плечи. На третьем они были в лодке. Он в шортах, а
она в купальнике. На четвертом они в той же одежде полулежали на траве.
Собственно, ничего криминального в этих снимках не было. Но у меня задрожали
руки. Вот оно, началось… Вполне возможно, что это просто его партнерша по
съемкам, попыталась я себя успокоить. Уж если кто-то решил сделать
компрометирующие снимки, то, наверное, постарался бы снять их в более
откровенном виде… А раз нет, то не надо и внимания обращать. Глеб говорил, что
ему предложили сняться в каком-то клипе. Работы на день-два, а деньги хорошие.
Может быть, это и есть его партнерша по клипу? Они очень красиво смотрятся
вместе…
Господи, кому и зачем понадобилось присылать мне эти
фотографии? Я схватила конверт, осмотрела его внимательно со всех сторон.
Ничего примечательного, штемпели московские… Доброжелатели, мать их! Ну и что
прикажете с этим делать? Выбросить в помойку? Или сохранить и предъявить Глебу?
Спросить, кто это такая и что все это значит? А что толку?
Глеб будет с честными глазами уверять меня, что это просто пробы к фильму или
что-то еще, сугубо профессиональное, мне захочется ему верить, и я же буду
чувствовать себя виноватой… Нет, к чертовой матери! Я порвала фотографии на
мелкие кусочки и выкинула обрывки в мусоропровод. Но предварительно разглядела
красотку. Она и вправду была хороша – лет двадцати двух от силы, яркая,
красивая. Может, это она сама и прислала, – так сказать, для сведения?
Многие дамы такое практикуют. Но мне плевать. Ну даже и оступился Глеб, плоть
слаба, как говорится, а у него сейчас от свалившейся известности уж точно
голова кругом пошла. Что ж, значит, надо это пережить как болезнь. Если он меня
любит, перебесится, никуда не денется, а если уже не любит… Но об этом думать
не хотелось, слишком больно, просто непереносимо. Он даже не спросил, что мне
сказала бабка, снова мелькнула мысль. Но я ее отогнала. Наверное, он все понял
и просто не хочет бередить мне душу этими печальными разговорами. Решено, я
ничего ему про эти фотографии говорить не стану, я все перенесу, я ведь люблю
его, а за любовь надо бороться… С какой стати мне отдавать его первой
попавшейся вешалке? Ничего, Саша, ничего, никуда он от тебя не денется. Вот
заболят у него глаза или живот, куда он пойдет? К вешалке?
Как бы не так! Перед такими длинноногими красотками надо
выглядеть стопроцентным секс-символом, тут не разноешься, не станешь
рассказывать, что у тебя от макарон живот пучит или в сырую погоду ломит левую
ногу… С этим он даже к маме своей не пойдет, она его так занудит, что он от нее
через четверть часа смоется… Боже ты мой, о чем я думаю?
Что ж, я теперь гожусь только на роль грелки и клизмы? Ну уж
нет, Глеб Евгеньевич, так дело не пойдет!
Мне надо учиться существовать отдельно. Самостоятельно.
Думать о себе. И начать работать. Да, а ведь Уля мне так и не позвонила.
Ничего, я ей сейчас напомню.
– Уля, ты забыла про мою редакторскую карьеру?
– Ничего я не забыла, просто Анюты сейчас нет, она в
отпуске, как я и думала. Вернется через две недели. Наберись терпения! А пока
для тренировки пойди купи первую попавшуюся книжонку, какой-нибудь детективчик
и попробуй его отредактировать.
– Зачем?
– Говорю же русским языком – для тренировки.
Возьми карандашик или ручку и на полях делай пометочки,
вноси исправления, ну и все такое. Сама знаешь, как это делается, все-таки три
курса театроведческого не могли пройти даром, правда?
– Ладно, попробую.
– А что это у тебя такой понурый голос?
– Я расстроилась, что твоей Анюты нет в городе.
– И только?
– Конечно, что же еще?
– Ну мало ли…
– Нет-нет, все в порядке.
– Что ты делаешь сейчас?
– Собираюсь готовить мясо с баклажанами.
– Дело хорошее, ничего не скажешь. Для любимого мужа?
– Конечно, не для себя же.
– Ну-ну, валяй. Все, Сашка, я убегаю, дела ждут!
– К Сигизмундычу бежишь?
– Если бы! Но по его заданию, так сказать!
– Тебя это греет?
– Как ни странно, да, – засмеялась Ульяша как-то
удивительно молодо. Я ей даже позавидовала. – Между прочим, послезавтра я
уеду дней на десять в Киев, – сообщила Ульяша, отсмеявшись. – Что
тебе привезти?
– Конский зуб, – не моргнув глазом, ответила я.
– Сашка, это дурная привычка – семечки лузгать.
– Ну я же не всякие люблю, а именно конский зуб!
– Ладно, так и быть. И откуда у тебя такие плебейские
вкусы? Но где-то я тебя понимаю. Жаренный с солью конский зуб – это вещь!
Помнишь, как Андрею на пятидесятилетие кто-то прислал из Одессы мешок конского
зуба, а Марина негодовала, потому что все гости ничего не ели, а только семечки
лузгали?
– Еще бы не помнить!
– Сашка, мне не нравится твой голос! Что стряслось?
– Ничего, Улечка, правда, ничего! Ой, у меня сейчас
баклажаны подгорят, – поспешила я завершить разговор, на самом деле я даже
еще не вынула мясо из сумки. Моя трудовая деятельность откладывается.
Значит, надо как-то жить пока. Решено, я никому ни звука не
скажу об этих чертовых фотографиях. На них не было ничего, что может служить
поводом для ревности, в конце концов, мой муж актер… А если эта сучка сама
прислала снимки, чтобы я начала скандалами выживать Глеба из дому, то не
дождется, шиш ей! И я энергично взялась за готовку. Мясо получилось пальчики
оближешь. Я и не заметила, как слопала целую тарелку. Давно у меня такого
аппетита не было, наверное на нервной почве… Стоп, Сашка, только не начинай
лечить горе жратвой. Это пагубный путь. Многие женщины глушат свои любовные
драмы калориями, и ни одну еще это не привело к успеху. А мне нужен, мне просто
необходим успех, жизненно необходим… И ты надеешься достичь успеха на ниве
редактирования чужих рукописей? – спросила я сама себя. Но ответа у меня
не было. Была только растерянность и боль. Я поскорее ушла с кухни, но у меня
так сосало под ложечкой, что я побежала назад и очистила себе две молодые
морковки. От них по крайней мере не разжиреешь.
