Но сейчас мне куда больше нравился мой спутник, мой тезка. И
наверное, если он захочет подняться со мной в квартиру своей матери, я уступлю,
мне хочется этого, а я ведь решила, что теперь буду делать то, что хочется.
Я и не заметила, как мы дошли до подъезда.
– Саша, больше всего на свете я хочу сейчас плюнуть на
все и остаться с вами.
– Я…
– Не надо ничего говорить. Я все знаю. И все-таки сейчас
я уйду. Так будет лучше. Нам обоим надо все осознать, правда? И как ни банально
это звучит, вам надо проверить, что это – мимолетное ощущение или же что-то
более сильное. Про себя я все понял, а вы – нет. А в общем, все это чепуха.
Слова, слова, слова, как говорил Гамлет. На самом деле я просто спешу и не
хочу, чтобы это случилось второпях. До свиданья, Саша!
Он повернулся и чуть ли не бегом ушел.
Я осталась стоять в полной растерянности. Ну и вечер! А я
веду довольно бурную жизнь, уйдя от обожаемого мужа. Ну что ж, может, это и
хорошо, по крайней мере, я абсолютно перестала ощущать себя чувырлой. И одно
это уже дорогого стоит.
Утром я побежала искать банкомат. Когда листок с распечаткой
оказался у меня в руках, я даже вскрикнула. Там значилась сумма, от которой
глаза на лоб полезли. Двести восемьдесят шесть тысяч шестьсот пятьдесят три
доллара. Господи, что это?
Наверняка какая-то ошибка. Я даже не обрадовалась, я
испугалась. И тут же помчалась домой – звонить бабушке. Мне было ясно, она
хочет убедиться, что я эти деньги получила. Но как, почему? Это ведь целое
состояние! У бабушки никто не отвечал. И тут же зазвонил мой сотовый.
– Алло! Бабушка?
– Нет, Саша, это соседка вашей бабушки, Наташа, мы с
вами виделись в Москве.
– Наташа, здравствуйте, что-то случилось?
– У вашей бабушки приступ, ее увезли в больницу, но она
просила вам передать, чтобы вы позвонили ей, запишите номер.
– Наташа, ей очень плохо?
– По-моему, да, не стану скрывать. Она в последние
недели вообще очень сдала. Но у нас прекрасные врачи, не волнуйтесь, так уже
бывало. И уход тут хороший. Она еще просила, чтобы я вам напомнила насчет
распечатки. Она не объяснила, в чем дело, но сказала, что вы поймете.
– Спасибо, Наташа, я сейчас же ей позвоню.
Я набрала номер больницы и тут же услыхала совсем слабый
голос бабушки:
– Сашенька, слава богу. Ты сделала то, что я просила?
– Конечно, но я ничего не поняла…
– Деточка, у нас все так запутано и сложно, я не могу
официально все оформить достаточно быстро…
Она умолкла, я слышала, как тяжело она дышит, и сердце мое
разрывалось от жалости.
– Бабушка…
– Сейчас, детка… Да, так вот, без лишних слов, я все
деньги твоего папы и деньги за квартиру перевела тебе, меня надоумили, по
крайней мере, я буду спокойна… Назови сумму, которую ты получила.
Я назвала.
– Слава богу! Все в порядке.
– Бабушка, ты что, продала квартиру?
– Да. Но ты не волнуйся, я буду жить там же, меня никто
оттуда не гонит. И деньги у меня еще есть, и вообще… А ты будь счастлива, моя
деточка, тебе эти деньги нужнее. У меня все есть. Я знаю, ты ушла от мужа, он
мне звонил в панике. Деточка, мне трудно сейчас говорить, я тебе потом сама
позвоню… Если можешь, напиши мне письмо, расскажи, что у вас случилось. Письма
сейчас быстро доходят.
– Обязательно, бабушка, у меня просто нет слов, зачем
ты так…
В трубке слышались частые гудки.
Я смотрела на распечатку и не чувствовала ни малейшей
радости. Почему бабушка это сделала? Наверное, она предчувствует скорую смерть…
И я никогда ее больше не увижу. Может быть, она сейчас и выкарабкается, но уж
точно не сможет ехать куда-то для встречи со мной. Но я знаю, что делать! Через
десять дней вернется Александр Андреевич, и я попрошу его выяснить, почему меня
не пустили в Израиль. Думаю, его влияния хватит на это. Или по крайней мере он
мне что-то посоветует. А Глеб, значит, в панике. И очень хорошо, пусть
паникует. Ничего, он быстро забудет обо мне. Наверное, он просто уязвлен тем,
что я его опередила… И вдруг я ощутила радость при мысли, что у меня появился
человек, к которому я могу обратиться в трудную минуту. И еще у меня теперь
есть куча денег, я могу купить на них хорошую однокомнатную квартиру в Москве,
и еще много останется. Я обставлю эту квартиру как игрушку, оденусь шикарно и
буду жить… Что значит – жить? Как можно просто жить, ни о ком не заботясь?
Я не сумею, наверное. Мне обязательно надо будет работать,
несмотря на деньги… Нет, это все глупости.
Пока бабушка жива, я не имею права потратить ни доллара, кто
знает, как все обернется. Конечно, так я и поступлю.
Я пошла в банк и сняла с карточки те пять с хвостиком тысяч,
что были у меня до того. А всю ту сумму, что перевела мне бабушка, я не трону.
И, приняв такое решение, я ощутила, что мне стало легче. Я пошла на Патриаршие
пруды, купила мороженое и села на лавочку. Рядом сидела молоденькая женщина с
коляской. Ей было лет восемнадцать от силы. Ах, почему я не родила сразу, как
вышла замуж? Тогда и мама с папой были живы… и все как-нибудь обошлось бы… По
крайней мере, теперь у меня был бы уже большой ребенок. А я тогда думала только
о Глебе, о любви… Может, и лучше, что нет ребенка? Каково бы мне было сейчас?
Так я, по крайней мере, одна…
– Прелестное создание, это вы?
Передо мной стоял Тарас.
– О, здравствуйте!
– Послушайте, я страшно рад, что встретил вас. – Он
плюхнулся на скамейку рядом со мной. – Я собирался вам звонить, но не
помню, куда сунул бумажку с телефоном. Злился на себя страшно и вдруг вспомнил,
что вы живете в квартире Шуркиной мамы. Но там никто не отвечал. Я вышел купить
кофе – и вдруг вижу вас! Послушайте, Саша, я должен вас спросить…
– Спрашивайте.
– Вы не рассердитесь, если ваш портрет появится в
журнале?
– В каком журнале?
– Пока не знаю.
– Но с какой стати?
– Саша, я делаю серию портретов «Женщины новой России».
Знаете, сейчас модно говорить, какие прекрасные лица были в дореволюционной
России и все такое, а я своим проектом докажу, что лица надо уметь видеть… Не
просто красивые, нет, а одухотворенные, умные, значительные, глубокие… Таких лиц
никогда не бывает много, и раньше тоже, но они, черт возьми, есть!
– И вы считаете, мой портрет годится для этого?
– Ну разумеется! Я вчера как вас увидел, сразу понял –
это то, что надо! Молодец Шурка! Я даже удивлен, видимо, он постарел. Раньше
ему нравились другие женщины. Так сказать, евростандарт. Так вы не
рассердитесь, если в один прекрасный день увидите себя на обложке, допустим,
«Огонька»?
