Инна Кирилловна взяла трубку сразу же:
– Я слушаю!
– Инна Кирилловна, это Саша Ордынцева, – по
привычке ляпнула я.
– О, Сашенька! Рада вас слышать! Хотя постойте, тут на
днях ваш муж вас разыскивал, что называется, с собаками. Где вы, Саша?
– Инна Кирилловна, дорогая, я должна сказать вам одну
ужасную вещь… – Голос у меня дрогнул.
– Что такое? Наверное, что-то с Марусей?
– Да. Самое плохое…
– Рак?
– Нет… Бабушки нет больше… Она умерла сегодня ночью…
– Маруся умерла? – сразу севшим голосом
переспросила Инна Кирилловна.
– Да, мне позвонила ее соседка.
– Саша, вы можете ко мне приехать?
– Сейчас?
– Нет, сейчас не стоит… Как-нибудь на днях. Я отдам вам
кое-какие Марусины фотографии, если, конечно, хотите…
– Да, я очень хочу.
– До свиданья, Саша, я вдруг что-то очень устала.
Извините.
Я уже раскаивалась в том, что позвонила. Может, не надо
было, она ведь тоже очень старая. Мне было так муторно, я не знала, чем себя
занять, о работе сейчас и думать невозможно. Я ни на чем не могла
сосредоточиться. И вдруг зазвонил телефон. Я вздрогнула от неожиданности и
схватила трубку в безумной надежде, что это Наташа, звонит сообщить, что
произошла ошибка и бабушка жива… Но это звонил Александр Андреевич.
– Саша, как вы там?
– Жива.
– Почему у вас такой голос? Что-то случилось?
Мне не хотелось говорить ему правду, выслушивать дежурные
соболезнования и уговоры не унывать. И я отговорилась мигренью из-за жуткой
духоты.
– Сашенька, я скучаю, даже сам не ожидал. Вы мне
снитесь.
Я молчала.
– Саша, вы хоть вспоминаете обо мне?
И все в таком роде. Банально, более чем банально.
Это ощущение просто преследует меня.
В квартире духота была совершенно непереносим мой. Я приняла
душ и, мокрая, легла в постель. Думать о бабушке было больно. О деньгах думать
просто не хотелось, я как-то еще не ощущаю их своими, и я стала думать о романе
Эммы. Длинноногая блондинка с Тверского бульвара была киллершей, несчастной,
одинокой киллершей по прозвищу Оптический Прицел. Такое «погоняло» совершенно
не подходит женщине, и потом, оно слишком прямолинейно, топорно… Надо придумать
что-то поизящнее.
И тут же в голову пришло: Мушка! Надо ее звать Мушкой!
Говорят же: взять на мушку! Мысль показалась мне такой удачной, что я вскочила
и подбежала к машинке. Придумка, может, и не ахти какая, но все-таки много
лучше «оптического прицела».
« – Позвать ко мне Оптического Прицела! – приказал шеф
с осатанелой усмешкой».
Что такое «осатанелая усмешка»? Наверное, она хотела сказать
– с сатанинской усмешкой, но я все эти сатанизмы-дьяволизмы терпеть не могу.
« – Позвать ко мне Мушку! – злобно усмехнувшись,
распорядился шеф». Или «ухмыльнувшись».
Скромненько и со вкусом. Наверное, это извращение, но я
получала удовольствие, сравнимое с удовольствием от убранной после гостей
комнаты или пахнущего морозом чистого белья. Никому, ни одной душе в этом не
признаюсь. Впрочем, удивляться нечему, я всегда старалась найти удовольствие во
всем, чем бы ни занималась, исключение составляли лишь попытки заниматься
бухгалтерией. Я так увлеклась, что забыла про духоту. Как только Оптический
Прицел превратился в Мушку, несчастная героиня стала даже вызывать у меня
некоторую нежность, ведь она занялась киллерством от полного отчаяния. Вот
Мушка, получив гонорар за отстрел какого-то жуткого типа, идет в магазин купить
себе духи и вдруг понимает, что ей нельзя пользоваться духами, когда предстоит
дело, вдруг кто-то учует запах… И тут я подумала, что надо бы и мне купить
духи. Те, что подарила Тамара Игоревна при прощании, я забыла взять из дому, да
они мне и не очень нравились. Вот завтра пойду и выберу духи по своему вкусу,
сколько бы они ни стоили. Теперь я могу себе это позволить. А еще надо накупить
шмоток, скоро вернется Александр Андреевич, а мне практически нечего надеть. Он
говорит, что скучает по мне. И похоже, не врет. Я вспомнила свое волнение той
ночью, когда мы пешком шли от Тараса, и, закрыв глаза, попыталась вообразить
себя в его объятиях. И у меня это получилось. А почему бы и нет? Кому я должна
хранить верность? И для кого беречь себя?
Но все равно, рассчитывать впредь я ни на кого не буду. И ни
на что, даже на бабушкины деньги. Я буду работать и зарабатывать. Эмма
говорила, что поселит меня где-то. Что ж, отлично, буду жить, работать. А потом
куплю себе квартиру и, может быть, машину.
У меня есть права, хоть я никогда и не водила сама.
Глеб терпеть не мог пускать меня за руль. Смешно, но теперь
я с легкостью могла бы купить ему вожделенный джип. Тьфу, идиотка, нашла о чем
думать, хватит и того, что всадила кучу денег в квартиру. Да и вообще, хватит
жертв, буду жить для себя.
– Ну, Александра, ты даешь! – закричала Эмма,
прочитав первые три страницы. – Слушай, это ж просто здорово! Ну
молодчина! Надо же, даже завидно. Погоди, а кто это – Мушка? – нахмурилась
она вдруг.
– Эмма, ну что за кличка – Оптический Прицел? «Пришла
Оптический Прицел» – это же плохо, Мушка куда лучше.
– Это в смысле «взять на мушку», да?
– Ну конечно.
– Ох, блин, мне бы такое и в башку не залетело. Слушай,
ведь и вправду лучше.
– И она сразу становится как-то симпатичнее, что ли…
Эмма оторопело на меня уставилась.
– Слушай, ну и башка у тебя! И ты согласна со мной
работать?
– Согласна. Мне это даже очень интересно.
– Не брешешь?
– Честное слово.
– И ты потом не будешь говорить, что это твоя книга,
что я должна тебя тоже на обложку впендюрить?
– Нет. Мне нужны только деньги. Я не обещаю, что буду
работать на тебя всю жизнь, но…
– Хорошо, на год подписываешься?
– Да, если мне будет где жить. Я хочу уехать из Москвы.
– Нет вопросов! Будешь жить у моря, в хорошем месте, на
всем готовом и работать, платить я тебе буду штуку баксов в месяц, и еще… За
книгу полагается гонорар – небольшой, конечно, эти издатели те еще жмоты, но я
из них выколочу побольше, гонорар тоже твой. А там поглядим, но за год три
книжки мы уж точно склепаем! Только, я гляжу, у тебя страниц-то всего ничего.
– Сколько у тебя в романе страниц?
– Больше тыщи. Правда, Лешка, который меня правил, тоже
здорово сокращал, но у него куда хуже получалось, не сравнить… Я вот чуяла, что
тут баба нужна, но и не догадывалась, что может такая конфетка получиться. Ну
что ж, Александра, считай, мне повезло, думаю, и тебе тоже. Тогда так. Я
освобожусь через две недели, и мы махнем к морю. Недельку мы там поколбасимся
вместе, все обсудим, и я уеду. А ты останешься. Дом большой, в нем еще дочка
моя живет с гувернанткой, и кухарка приходит. Твое дело – только сидеть и
писать.
