В этот момент зазвонил телефон. Глеб в ярости схватил
трубку, но тут же сбавил тон, – видимо, звонок был важный. А я тем
временем заглянула в ванную, нет ли там следов посторонней дамы. И, разумеется,
на полочке под зеркалом стояла чужая губная помада. Это было опять до того
банально, что я рассмеялась. Ощущение банальности отступало почему-то лишь в
общении с Эммой и при мысли о Майорке.
Я вернулась в комнату. Глеб еще говорил по телефону. Я села
на диванчик, с такой любовью купленный совсем недавно… Наконец Глеб положил
трубку.
– С телевидения звонили, предлагали попробоваться на
роль ведущего в какой-то игре. Хорошие деньги, между прочим.
– Поздравляю. Так как насчет развода?
– Торопишься? – с неприязнью взглянул на меня муж.
– Просто я уезжаю, и надолго, а если тебе приспичит
жениться, где ты будешь меня искать?
– Во-первых, я жениться не собираюсь, это все дурацкие
выдумки… Никого у меня нет…
– Да? И, скажешь, не было?
– И не было!
– А как же Лаура?
– Не говори глупости!
– Глеб, не надо выкручиваться, я все знаю, и про
Лару-Лауру, и про Яну, которая доводит тебя до изнеможения…
Он вдруг покраснел. Я даже умилилась. Ведь он, в сущности,
хороший парень. И превосходный актер.
Потому что, почувствовав, что краснеет, тут же изобразил
праведный гнев, якобы вызвавший эту краску.
– Послушай, ты городишь какую-то чушь! Мне говорили,
что актерские жены часто бывают ревнивыми до идиотизма, но ты-то вроде была не
такая!
– Глеб, ну давай поговорим спокойно, как цивилизованные
люди.
– Ты цивилизованная? Ты? Да ты просто заплесневела в
последние годы, ты не можешь простить мне те жертвы, которые принесла. Я так и
знал, что это случится!
– Глеб, возьми себя в руки! И попытайся сыграть
спокойного мачо! А то черт знает что из тебя лезет.
– Да как ты смеешь так говорить? Ты просто испугалась.
– Испугалась? Чего?
– Моего нового положения, того, что я на виду теперь,
того, что меня наконец, кажется, оценили… Испугалась тех женщин, которые
вокруг! Кстати, не зря испугалась, они не тебе чета! Интересно бы глянуть на
твоего избранника! Небось какой-нибудь серый тип, который уж точно никуда не
денется! Давай, хочешь жить с ним, ради бога! Забирай все что надо и
проваливай, видеть тебя не хочу, дура, корова!
Я молча встала, подошла к письменному столу, взяла
заграничный паспорт, потом сняла с полки два альбома с фотографиями родителей.
Глеб между тем в уже непритворной ярости швырял в сумку мои вещи, он был
совершенно вне себя. А я, наоборот, застыла. Мне было тошно от мерзости и
банальности происходящего. Развод по-русски!
– Давай, давай, забирай свое барахло и катись к своему
хахалю! Ублажай его, делай клизмы! Свекольным соком его пои, может, ему это по
кайфу! Дура, идиотка! Верно мне мама говорила, ты меня не стоишь! Да я тебя
элементарно перерос, а ты не стерпела. Подумаешь, цаца! К тому же бесплодная!
Во мне вскипело бешенство.
– Заткнись, подонок! – прохрипела я.
– Я подонок? Да почему? Потому что на сторону сходил?
Да посмотри на себя, от тебя любой за сто километров сбежит, кретинка! Блядь
подзаборная. Сюси-пуси, утю-тюшеньки, а сама небось всем подряд давала!
Это было настолько отвратительно, настолько несправедливо,
что, если бы у меня сейчас был пистолет, я бы выстрелила в него, ни секунды не
помедлив!
Но пистолета не было, а убить мне его хотелось. Я схватила
со стола какую-то книгу и уже хотела швырнуть ее в его красивую морду. И вдруг
я словно увидела всю эту сцену со стороны. Она была глубоко омерзительной и в
то же время смешной.
– Замолчи, болван! – крикнула я что было мочи.
Он опешил.
– Слушай, что я скажу! К тебе придет адвокат, он
займется разводом. Я через две недели уезжаю из Москвы. Это все. Мне от тебя
ничего не нужно. Но ты еще ох как пожалеешь обо всем, что мне сказал! Я не
стану ни в чем тебя разубеждать, помесь осла с бизоном не лучший собеседник.
Я схватила паспорт и побежала к двери. Глеб в полной оторопи
остался стоять над открытой сумкой с моими вещами. Черт с ними. В новой жизни и
вещи должны быть новыми!
Я долго бегом бежала прочь от своего бывшего дома, от своей
бывшей жизни. Немного очухавшись, позвонила Эмме, сказала, что паспорт уже у
меня.
– Отлично, давай вместе пообедаем. Я за тобой заеду
ровно в два. Пока!
Я посмотрела на часы. Начало одиннадцатого.
Быстро, однако, я подвела черту под своей семейной жизнью.
До часу дня я пешком бродила по раскаленному городу и так устала, что даже
думать о Глебе не было сил. Таким я его не видела никогда. И, надеюсь, не увижу
больше. Но ничего не пожалею, чтобы он когда-нибудь приполз ко мне…
Увидев меня, Эмма только головой покачала:
– С муженьком встречалась, что ли?
– Да, черт бы его побрал.
– Поберет, поберет, не расстраивайся, подруга. Подышишь
годик средиземноморским воздухом, охолонешь маленько, и покажешься ему на
глаза, его так еще колбасить будет, не дай бог!
– Да ну его к черту, не хочу я ничего!
– А у тебя другой мужик-то на примете есть?
– Да так… Ничего существенного.
– Ты с ним спишь?
– Нет.
– А твой муж по этой части как?
– Хорошо. По этой части даже слишком хорошо.
– Кобель?
– Эмма, мне сейчас неохота про это говорить.
– Поняла. Ладно, поговорим на Майорке. Сядем вечерком
на балконе с видом на море, винца испанского хлопнем, языки сами развяжутся.
Мне тоже есть что порассказать…
– А сейчас ты лучше расскажи мне про свою дочку. Как ее
зовут?
– Дуня. Дуняша.
– Какое чудное имя! А где же она учится?
– Там и учится, в испанской школе, она знаешь как
по-испански чешет, и по-английски тоже. Вообще умная девка, читать любит до
страсти, но с характером. Если обидится, то уж надолго. Может месяц не
разговаривать.
– А ты часто к ней ездишь?
– То-то и беда, что часто не выходит, – вздохнула
Эмма. – Между прочим, она рада будет, если ты с ней подружишься. Ты как с
детьми, умеешь?
– Наверное…
– А у тебя почему своих-то нет?
– Об этом тоже поговорим на балконе с видом на море.
– Годится! Только я тебе так скажу: о мужиках слезы
лить – последнее дело. Не стоят они того. Мне сразу легче стало, как только я
поняла – все они скоты. Иной раз думаешь, а почему он так поступил? А потом
сама себе ответишь – потому что скот, и сразу легче становится.
