Вечером отвезу тебя на новую квартиру. Все, пока!
– Дорогая моя, идемте в мой кабинет, нам надо, так
сказать, оформить наши отношения. Эмма вас проинструктировала?
– Да-да, конечно. А сегодня будет репетиция?
– Нет, репетиции не будет, хотя должна была быть, тут
накладка, попал в аварию Мешков, пришлось искать замену, я просто на уши встал,
но нашел, думаю, этот вариант даже лучше, я вас сегодня познакомлю, он должен
появиться с минуты на минуту.
– Михаил Леонардович! Михаил Леонардович! –
ворвалась с воплем какая-то крохотная девушка.
Таким обычно дают прозвище «Кнопка». – Буракова
сказала, что не хочет с нами контракт подписывать, а еще звонил Разуваев – это
вообще конец света, а здешние говорят, что мы им как бельмо на глазу!
– Кнопка, познакомься, это Александра Андреевна
Соболева!
– Да? Надо же! Очень приятно! Только у нас накладка на
накладке, прямо голова пухнет – ой, вы не пугайтесь, так всегда, до премьеры
каждую минуту что-то случается, а потом вдруг все как-то утрясается, только
нервов не хватает. Ох нервы, нервы!
Приглядевшись повнимательнее, я увидела, что Кнопка (я
угадала! Подумать только!) не так уж молода, наверное, моя ровесница.
– Беби, я не представил вам мою незаменимую помощницу
Кнопку – Катеньку, вернее, Екатерину Великую, как у нас еще ее зовут! Это моя
правая рука и левая, и вообще, без нее я ноль!
Екатерина Великая зарделась. Было понятно, что она давно и
безнадежно влюблена в Лобова, которому было хорошо за пятьдесят.
– Михаил Леонардович, умоляю, со здешними надо
разобраться прямо сейчас, иначе геморрой грозит стать гнойным!
– Кнопка, твои доводы невозможно оспаривать!
Беби, простите, я вас тут оставлю минут на десять, вы уж не
обессудьте. Я мигом!
Они исчезли. Я осталась одна в кабинете. Я была даже рада
этой передышке. Хоть смогу слово вымолвить, когда он вернется. Огляделась. В
кабинете висели афиши знаменитых лобовских спектаклей, в которых играли самые
лучшие, самые знаменитые артисты. И он взял мою скромную пьеску! В этот момент
дверь распахнулась и на пороге возник… Глеб.
Кажется, он стал еще красивее, если такое вообще возможно. У
меня, наверное, подкосились бы ноги, если бы я стояла.
– Сашка? Ты? Что ты тут делаешь?
– Привет, Глеб!
– Сашка, я страшно рад! Куда ты запропастилась? Можно
тебя поцеловать?
– Не стоит.
– Нет, ну чего угодно я мог ожидать, только не тебя!
– А ты что тут делаешь?
– Да вот пришел к Лобову, он мне пьесу прислал,
предложил главную роль…
И он помахал папочкой с надписью "А. Соболева. «Хочу
бабу на роликах!». Он явно ничего не сопоставил.
– Да? И ты будешь в ней играть?
– Конечно, давно мечтал сыграть в хорошей комедии, к
тому же роль как будто на меня написана.
Нет, так в жизни не бывает, так бывает только в кино! Вот об
этом моменте я и мечтала, вернее, даже не смела мечтать – его мне намечтала
Дуня! Но это еще не кульминация.
– Сашка, как ты живешь? Где ты? Мне тебя очень не
хватает.
– Глеб, не надо! – поморщилась я.
– А ты изменилась, стала совсем другая… Да, я тут видел
твой портрет в «Огоньке». Ты стала лучше.
Интереснее, даже как-то моложе… Но все-таки что ты тут
делаешь?
– Глеб, а как здоровье Светланы Георгиевны?
– Да ничего… Черт, какая глупая ситуация… Сидим тут и
ведем светскую беседу – бред, сюр! Сашка, я просто глазам не верю… Ты что,
работаешь у Лобова? Это была твоя идея, чтобы он меня пригласил?
– Боже, нет, я у него не работаю, и мне бы такое в
голову не пришло, – покривила я душой. – Я пришла поговорить с ним, а
его вызвали.
– Ты, наверное, у бабушки живешь, да?
– Нет, бабушка умерла еще летом.
– Ах ты господи… Прости, не знал. Сидим и говорим как
чужие…
– Мы и есть теперь чужие. А ты с кем сейчас, все еще с
Яной? Она пикантная, ничего не скажешь.
– Прекрати!
– Хорошо, молчу. Это действительно не мое дело.
Дверь опять распахнулась. Вернулся Лобов.
– Глеб Евгеньич, голубчик ты мой! Я смотрю, вы уже
познакомились. Какой у нас, оказывается, очаровательный автор, вы не находите?
– Автор? Какой автор? – опешил Глеб.
– Да вот же Александра Соболева собственной персоной,
ну а нашего замечательного Глеба Ордынцева вы наверняка узнали.
– Узнала, тем более что это мой бывший муж.
Глеб дернулся.
– То есть как? – удивился Лобов. По его выразительному
актерскому лицу я сразу уловила – удивление сменилось испугом: а вдруг Глеб
откажется играть в нашей пьесе или я взбрыкну…
Вот это была уже кульминация, о такой мечтает каждая
оскорбленная женщина, но мое торжество омрачала одна крохотная деталь больше не
люблю Глеба. И, несмотря на его сногсшибательную красоту, он меня больше не
волнует.
Очевидно, написав пьесу, я выплеснула свою обиду, а заодно и
любовь. Огромная радость освобождения заполнила меня, но неожиданно в душе
начала оживать обида на Алекса. Неужели обязательно нужна какая-то обида?
Глупо. Не хочу! Душа, конечно, обязана трудиться, как сказал поэт, но ведь не
над обидой же. Я поняла, что в последнее время в моей душе обида сменялась
музыкой Хачатуряна, а та в свою очередь снова обидой. Нет, нет, больше этого не
будет.
– Беби, о чем вы задумались? – вернул меня к
действительности голос Лобова.
– Просто мне все это в новинку…
– Друзья мои, я очень надеюсь, что ваша столь
водевильно-эффектная встреча не помешает деловым взаимоотношениям? Александра
Андреевна, вы не возражаете, если Глеб Евгеньевич… Роль как будто для него… и
вообще… Глеб Евгеньевич, а вы, надеюсь, не откажетесь от роли, мы же
цивилизованные люди…
Глеб в задумчивости смотрел на меня. И вдруг в глазах его
мелькнул лукавый огонек. Я прекрасно поняла, что он означает. Глеб, видимо,
решил, что легко вновь меня завоюет, если сыграет в моей пьесе.
– Нет-нет, я, разумеется, буду играть. Мы с Сашенькой
вполне цивилизованные люди, и то, что мы когда-то были женаты, никоим образом
не повлияет… Правда, Саша?
– Ну разумеется! Я вполне согласна с Глебом.
– Вот и чудесно, сейчас подпишем договор – и, как
говорит наша Кнопка, вперед и с песней!
…Через час мы вышли на улицу. Погода была довольно скверная.
Глеб посмотрел на часы.
