Когда он позвонил ей, она мгновенно накинула курточку и побежала вниз по лестнице. Выбежала и радостно ему улыбнулась. Он вышел из машины, обошел ее и галантно открыл перед ней дверцу. Когда он сел, она затараторила:
— Вы извините, Никита Савельич, что побеспокоила. Я потом все думала, что зря. Звонила вам. А у вас мобильный отключен. А рабочего я не знаю.
— Вы можете называть меня просто Никита, — предложил он широким жестом.
— Да? Здорово. Так вот, Никита, — она посмотрела на него особенным взглядом, совершенно не служебного назначения. — Я вам сразу не сказала. Но у капитана был пистолет. Я это точно знаю. Когда случилась катастрофа, я была в другом конце, там, где каюта. Я искала, где бы мне руки вымыть. Дернула дверь. А там капитан с пистолетом. Я убежала. И практически в этот же момент все и произошло.
— А что ж вы мне об этом сразу не сказали?
— Ну, понимаете, я думала, вдруг мне показалось. Может, конечно, и показалось. Я не совсем уверена. Но, может, пригодится? Мало ли…
— Так он был там один с пистолетом?
— Да. Один.
— А у вас имеются какие-нибудь собственные предположения по этому поводу? — Он хитро прищурился и улыбнулся. — Что же, по-вашему, Колошко за пять минут до аварии собирался покончить с собой, осознав весь ужас неправильной эксплуатации судна?
Мила рассмеялась. Действительно, ерунда какая-то получается.
— И это все, что вы хотели мне конфиденциально сообщить, Людмила Павловна?
— Вы можете звать меня просто Мила. — Теперь ей ничего не оставалось, как делать вид, что пистолет был лишь поводом для встречи.
— Да. Вам это имя очень идет. Может быть, попьем где-нибудь кофейку вместе? Раз встретились. Жаль было бы так просто разойтись.
Она сама не понимала, зачем все это затеяла. Навредит Аслану то, что она сказала или нет, она просчитать не могла. Зато точно понимала, что уж теперь явно не узнает то, что ей было на самом деле нужно. Думать, конечно, надо было раньше. Прежде, чем звонить. И теперь спасало только кокетство и попытка свести все к личному интересу от встречи с Никитой.
Впрочем, личный интерес здесь тоже вполне мог возникнуть. Парень Никита Савельич был симпатичный, приятно-квадратный, обходительный. Правда, имелось кольцо на правой руке. Это был минус. Да и сам он весь мгновенно превратился в минус, как только она пристальнее пригляделась к его рукам. Нервные ручки с белыми женственными пальцами.
О боже. Нет, чтобы этот мужик касался ее своими руками…
Никита Савельич был отбракован. На роль первого мужчины он явно не тянул. Да, пожалуй, что и на второго тоже.
Попили кофейку и разошлись.
Она отказалась от того, чтобы он подвез ее домой. Сказала, что хочет зайти к подруге, здесь совсем рядом. Попрощалась. И пошла к своей тетке Наде, маминой сестре-двойняшке.
Тетку она не видела со дня своего возвращения. Тогда Надя приехала через час после маминого звонка, отменив все свои дела на день. А была она ужасно занятым человеком. Бизнес-вумен. Возглавляла собственное агентство по организации корпоративных вечеринок.
С мамой они были очень похожи, но всю жизнь пытались всем доказать, что совершенно разные. И им это вполне удалось. Мама Наташа была темненькой, одевалась, как и положено художнице, замысловато и со вкусом. А Надя красилась в дорогую блондинку, была в манерах резче, циничнее, носила, в основном, брюки и костюмные пиджаки.
Разговаривать с теткой Мила любила по двум причинам. Во-первых, Надя была матерой. И многое в жизни понимала совершенно не так, как Мила, что было весьма любопытно. А во-вторых, поговорить с Надей было полезно. Она была как подружка. Говорила обо всем легко и непринужденно. С мужем была в разводе, что давало ей моральное право иметь богатейшую личную жизнь и не краснеть за нее перед Милой. Имела десятилетнюю дочь Машку.
С мамой Наташей ничего обсуждать не хотелось. Отчасти потому, что мамин долг был ее воспитывать. Не могла же она, как подруга, принимать Милину жизнь такой, какая она есть. Ей непременно нужно было объяснить дочери, как надо.
И еще: мама есть мама — и это автоматически упраздняло некоторые темы для разговоров. Сама мысль, что у мамы, возможно, тоже имеется какая-то интимная жизнь, была неприятна.
С теткой все было проще.
Правда, и ей она не могла рассказать об Аслане. Не уверена была, что та, пусть и случайно, не разболтает. Зато в общих чертах могла ей поведать о том, что на душе тяжело. И что ей не звонят…
Не очеловечивай мужчин! — вот первая мудрость, которую она вынесла из их разговора.
— Ты приписываешь им какие-то мысли, блин, чувства, которых у них и в помине нет и не бывает. Ты думаешь, он сидит где-то там и складывает в уме, что ты подумаешь, если он скажет тебе то или се. Хрена лысого! Запомни — они вообще словами не думают. Как собаки. То в башке куриная нога проплывает, то задница чья-нибудь. А чаще всего — пиво. Так что, дорогая моя — забудь все эти свои романтические метания. Делай только то, что нужно тебе самой! Порция здорового эгоизма никогда не повредит.
Мудрость номер два заключалась в том, что идеальных мужчин не бывает.
— Ой! Никто ей не подходит… — передразнила ее тетка. — Все проти-ивные… Смотри на проблему шире! Если все противные, кто-то явно противнее. Ну вот поиграем давай — выбираешь наименее гадкое лично для тебя. Задача ясна? Ну, чтоб понятно было — начнем не с мужчин, а с болезней. Что в принципе одно и то же.
— Ну давай. — Мила потерла руки и приготовилась. Теткин заразительный энтузиазм мгновенно передавался и ей.
— Поехали. — Тетка голосом диктора центрального телевидения начала вещать: — Перелом — руки, ноги, ребра?
— Руки! — быстро определилась Мила.
— Коклюш, ветрянка, корь?
— Ааа… — Мила лихорадочно соображала. — Корь. Корь. Корь.
— Трусы, часы, очки? — угрожающе спросила тетка.
— Трусы! — Мила давилась от смеха.
— Гинеколог, стоматолог, гаишник?
— Гаишник!
— Ну что, разогрелись? А теперь не думать! Достоевский, Чехов, Тургенев!
— Достоевский! — выпалила Мила, удивляясь сама себе.
— Пушкин, Есенин, Маяковский?!
— Есенин.
— Миронов, Машков, Куценко?!
— Машков. Ну это просто! Сложнее давай! — с азартом выкрикнула она.
— Ленин, Маркс, Энгельс?!
— Маркс!
— Горбачев, Ельцин, Путин?
— Путин.
— Леонтьев, Хиль, Кобзон?!
— Нет! Всем — отказать! — Мила закрыла лицо руками и расхохоталась.
— Это, моя девочка, называется диапазон приемлемости. Когда из трех зол надо выбрать наименьшее, в нем вполне можно найти привлекательные черты. А ты говоришь, проти-ивные… Мне имен твоих кавалеров не надо, но троих-то, думаю, ты вспомнишь. Просто в уме прикинь — Коля, Вася, Петя. И все тебе станет ясно.
