— Истинная правда.
— А там красиво, в Южной Африке?
— Там сказочно красиво. Никогда бы оттуда не уехал,
если бы не история с Джимом. И еще чернокожие с каждым днем наглеют и разрушают
все, что сделали белые.
— Да вы расист!
— Считайте, что расист.
— К тому же неполиткорректны.
— А что, я должен называть черных афроафриканцами?
— Просто африканцами.
— А там полно белых, они тоже африканцы, многие из них
родились в Африке.
— Ой, так мы далеко зайдем! — засмеялась Лиля.
— Дорогая моя, вы сами затронули эту скользкую тему,
чтобы уйти от разговора о вашей личной жизни.
— Просто мне эта тема глубоко неинтересна. Давайте
лучше детально обговорим все позиции пиар-кампании, чтобы завтра мне было с чем
идти к начальству.
— Лиля, но если я сам за все плачу, то какого черта
вашему начальству об этом знать?
— Нет, так нельзя. Во-первых, производственные
мощности, и вообще… Допустим, вы захотите чего-то непомерного.
— Но я же…
— Я сказала, допустим. Мы же не станем на всех углах
кричать, что вы сами платите, правда? А потом к нам пойдут обиженные авторы,
которые не платят сами за рекламу и будут говорить: «Вон, какой-то неведомый
Ахметшин то, Ахметшин се, а у меня миллионные тиражи, я обиделся и уйду к
конкурентам».
— Кошмар какой-то! И зачем я в это полез!
— Назвались груздем!
— А что, такие случаи уже бывали?
— Какие?
— Ну что авторы приходили, обижались…
— Да чуть ли не каждый день… Авторы — это такая
публика…
— А что, нормальных нет?
— Есть, но их можно пересчитать по пальцам одной руки.
— Жуть какая! И как же столь хрупкая девушка выживает
среди таких монстров? — засмеялся он.
— Пока жива…
— Ну, если что, говорите, я умею обращаться с
хищниками.
— Я, в общем, тоже.
— Лиля, куда вас отвезти? Домой?
— Нет, мне еще надо на работу! — испугалась Лиля,
ведь она жила в той же квартире, где когда-то рыдал от любви к маме Ринат.
— Но рабочий день уже кончился.
— У нас он плохо нормирован.
— Лиля, а где вы живете?
— Я? — помертвела она. — На Юго-Западе.
— Так вам же далеко добираться будет. Давайте, я вас
подожду?
— Нет, ни в коем случае. Я просто возьму такси.
— Ну что ж… В таком случае… Я завтра улетаю на
несколько дней. Буду вам звонить.
— А я смогу с вами связаться в случае чего?
— Разумеется. У вас же есть все мои телефоны. Спасибо
за чудесный обед… Мне было очень интересно и приятно.
— И вам спасибо. Всего доброго, Ринат.
Она влетела в холл, глянула в окно. Он не уезжал. Она
вызвала лифт, поднялась в отдел. Марина с Таней еще были на месте.
— Орешникова, ты чего? — удивилась Таня.
— Да я опаздываю на день рождения, и забыла тут
подарок!
— А где день рождения то? — спросила
Марина. — Если по дороге, могу подвезти.
— Мариночка, золотце мое, довези до метро!
— Нет вопросов! Ну, можно идти.
Они спустились во двор, где стояли машины работников
издательства. Марина спросила:
— А может ближе куда-нибудь довезти?
— Мариночка, спасибо, но только до метро.
Когда они выехали, Лиля увидела, что машина Рината все еще
стоит у подъезда. А сам он стоит у машины, не сводя глаз с парадного подъезда.
Слава Богу, он меня не заметил. Но зачем он тут торчит,
зачем меня караулит? Неужто влюбился? Или он меня вспомнил и понял мой маневр?
Да нет, вряд ли… Сам же сказал, что у него плохая память на лица. Ей даже стало
его жалко, чего он будет тут торчать? И в конце концов поймет, что я просто
сбежала как последняя дура. Я же могла попросить его довезти меня до Милкиного
дома… Одна наша авторша уверяет, что влюбляясь все без исключения бабы дуреют.
Вот и я сдурела.
— Спасибо, Маришечка! Я побегу!
— Да, забыла спросить, как там Ахметшин?
— Он, кажется, вполне нормальный, завтра расскажу!
Ехать ей надо было всего две остановки. Выйдя из метро она
набрала номер Милы.
— Милка, ты одна?
— Хочешь зайти?
— Ага.
— Ты с работы? Но у меня жрать нечего.
— Да я сыта!
— Жду!
— Лилька, ты что, угорела? У тебя неприличный вид.
— Почему?
— Трудно объяснить, но есть что-то от течной суки.
— Мил!
— Не обижайся, я ж не виновата, что у меня возникла
именно такая ассоциация. Ну, что стряслось?
— Мил, мне страшно, я заигралась.
— Отложи эмоции в сторонку и по порядку расскажи, как
все прошло.
Лиля рассказала.
— Ну ты и дура… Тебе скоро тридцать, а ведешь себя как
будто тебе тринадцать. Прячешься, убегаешь… Бред!
— Да я понимаю…
— Ты опять в него втрескалась?
— Да не пойму. Он меня жутко волнует и еще… я его
боюсь… Как будто вошла в клетку к ручному тигру. Ручной-то он ручной, но
все-таки тигр. Может и башку откусить.
— Но в клетку тянет?
— Тянет… Еще как тянет.
— И все-таки я не понимаю, зачем городить столько
вранья? Мама — художница, фамилия моя, живешь на Юго-Западе… Да если он
захочет, он в два счета узнает правду и сочтет тебя непроходимой дурой.
— Я и есть непроходимая дура. Но я боюсь, что он
вспомнит ту девчонку, совершенно ему неинтересную, ненужную, которую он к тому
же лишил невинности…
— И что? Сейчас ведь ты ему явно интересна…
— Но он не сравнивает меня с мамой! Я другой человек, с
другой биографией, он передо мной ни в чем не виноват…
— А перед Лилей Беркутовой он виноват? Не смеши меня!
Он же тебя не изнасиловал, правда? Ты сама хотела…
— Хотела.
— А он, что называется, пошел тебе навстречу, не
предполагая, что ты, будучи девушкой, так легко ему дала. Он же вероятно,
мусульманской ментальности мужик…
