— Постойте, а какое вам дело до моей жизни? Вы что,
добрая самаритянка?
— Что? — не поняла женщина.
— Неважно, — отмахнулась Лиля. — И чего вы от
меня хотите?
— Я хочу защитить свою сестру и племянников.
— То есть, вы полагаете, что если я расстанусь с
Ринатом, он вернется к вашей сестре?
— Да. Он все-таки любит детей.
— Но если он такой тиран и злодей, то зачем?
— А как прикажете ей жить с тремя детьми в чужой
стране?
— Ну, я не знаю… А впрочем, это все уже не мое дело!
— Лиля, я только умоляю, не говорите ему про меня. Он
может и убить… Поверьте, он уже однажды свел счеты с одним человеком, я знаю…
— Вы хотите сказать, что Ринат кого-то убил?
— Да. Не сам, конечно. Хотя может и сам… Если под
горячую руку. Поэтому, Лиля, не говорите ему обо мне, просто сведите отношения
на нет… так лучше и безопаснее для всех. Простите, что расстроила вас. Я пойду.
— Идите!
Лиля судорожно сжимала пальцами пакет с фотографиями.
— Верните мне фотки!
— Нет. Я оставлю их себе.
— Нет, отдайте, иначе он поймет, откуда ветер дует, а я
боюсь!
— Нет, мне они нужны, чтобы помнить…
Женщина попыталась вырвать пакет, но Лиля держала его
мертвой хваткой.
— Что ж, пусть… Счастья вам, Лиля!
Она ушла.
Лиля сидела в полной прострации. Но тут кто-то явился
курить. Она встала и побрела к лифту. Вот и все. Как любит выражаться Милка,
финита ла комедиа. Надо сейчас же пойти к Вове и отказаться работать с
Ахметшиным, сославшись на что угодно… придумать какую-то болезнь… Просто
уволиться. Но ведь Ринат потребует объяснений… Что же делать? Для начала она
хотела отключить мобильник. Но у нее ведь столько работы…
— Лиль, что с тобой? — не на шутку перепугалась
Марина. — Что случилось?
— Марин, я не знаю…
— Чего не знаешь?
— Как дальше жить… работать… не понимаю!
— Лиль, я сейчас бегу на совещание. Если хочешь,
дождись меня, поговорим, а если дело терпит до завтра, хотя нет, давай, поезжай
сейчас домой, а я тебе позвоню, и может, заеду после совещания, поговорим, а?
— Хорошо, позвони, — неживым голосом ответила
Лиля. — И я правда пойду, спасибо.
Марина ласково потрепала ее по плечу, держись, мол.
Лиля не помнила, как добралась домой. Рухнула на кровать. Вот
и все, вот и все, вот и все, твердила она вслух. Потом вытащила из сумки
конверт с фотографиями. Господи, ну зачем, зачем все это? К чему разговоры о
детях, которых он так хочет, если у него уже есть трое и какие хорошенькие! И
жена красавица… И он страшный человек… Кого-то там заказал… Наверное и своего
англичанина пришил ради денег, а вовсе не леопард его загрыз… И вот откуда
взялся этот слюнявый конец его книги… Он так бессознательно хотел себя обелить…
Такой добренький дядя… Дурак… Сволочь… Зачем я ему? Можно подумать, если бы он
не стал ко мне лезть, я бы хуже работала с ним? Ерунда… Всем известно, личные
отношения только мешают! Да еще как мешают… Но я же его люблю… Люблю до ужаса…
И что? Плюнуть на все? Могла же я не знать ничего этого? Могла. Могла эта тетка
меня не найти? Запросто. Не я первая, не я последняя уведу мужа… Кстати, Милка
рылась в Интернете, нарыла про него массу сведений, а вот про женитьбу и детей
там словечка не было. Может, он официально и не женат? А эту несчастную Фариду
просто скрывает от всех? В конце концов он же никакая не звезда, просто
довольно богатый человек из Южной Африки, поэтому не представляет большого
интереса для папарацци. О его романах со знаменитыми бабами стало известно не
из-за него, а из-за них. Так что какую-то дамочку с детишками вполне могли и не
заметить. Очень надо! Но ведь и я могу ничего не заметить… Мало ли какая баба
ко мне явилась? А была ли вообще баба? Не было! Но она сказала, что он страшный
человек… И мне правда иногда бывает страшновато с ним… Нет, это не страх… Это
выброс адреналина… Это любовь… Господи, что же мне делать?
Зазвонил телефон. Лиля вздрогнула. Милка.
— Лиль? Что у тебя с голосом?
— Просто устала, а что?
— Лиль, я все-таки смоталась в салон. Голову новую
сделала. А макияж завтра… Я забегу?
— Забегай!
Хорошо, что придет Милка. С ней все можно обсудить.
— Милка, ты покрасилась! Как тебе идет!
— Правда, здорово? Такой мальчик-стилист попался…
Завтра к нему же пойду, обещал супер-макияж сделать… Все-таки как важно… Лиль,
да что с тобой? Тебе плохо?
— Хуже не бывает, — еле слышно выговорила Лиля.
— Что-то с Ахметшиным?
— Откуда ты знаешь?
— Привет, подруга, я же вижу. Что стряслось?
Лиля молча достала из сумки пакет с фотографиями.
— Это его дети?
— Его. А это его жена, Фарида…
— Ну чего-то в таком роде я ожидала… Слишком
великолепный экземпляр… И чтоб достался нам, простым девушкам, да еще
практически даром… Но где ты это взяла?
— Добрые люди дали…
— А конкретнее?
Лиля рассказала.
— Даа… Круто… Слушай, так может сама Леонтовича
примешь?
— Да пошел он… Тебе надо, а я вообще уже всех мужиков
ненавижу. Всех!
— Лиль, это хорошо, но что дальше-то делать? Тебе же с
ним еще как минимум работать… И так просто он от тебя тоже вряд ли отступится…
— Если бы я знала…
— Лиль, ты вот любила обсуждать со мной всякие сериалы…
— При чем тут сериалы?
— Ситуация-то аккурат сериальная. Скажешь нет?
— Пожалуй, — печально улыбнулась Лиля.
— И сколько раз ты, бывало, удивлялась: Господи, да
если бы героиня в пятой серии начистоту поговорила с героем, то уже в восьмой
можно было бы ставить точку, а суки-сценаристы растягивают сюжет на сто
пятьдесят! Было дело?
— Было. И что?
— А то, что надо тебе с ним поговорить.
— Зачем?
— Ты его любишь?
— Не знаю уже… Я его ненавижу…
— Это один хрен! Короче, поговори с ним, может все это
такая же лабуда, как Ванькино самоубийство.
— Нет, Милка, Ванька хотел тебя вернуть. А Ринату зачем
это все?
— Ринату незачем… Вроде бы… Тут козе понятно, это нужно
его жене. И детям. Черт бы все побрал. Скажи-ка мне вот что, он тебе не намекал
на какие-то трудности, на какие-то обстоятельства?
