И Вадим вышел к поджидавшему его Славке, а Феликс Борисович, оставшийся за дверью, краснел, гримасничал и пускал злые фонтаны. Оч-чень ему не нравилась предстоящая конфиденция, эта самая встреча старых друзей. Оч-чень! Вячеславу Сергеевичу-то, как он ни пытался прогибаться перед начальством ради жалованья, прогибание это толком никогда не удавалось, и был он из спонтанно фрондирующих, то есть интриг-то не плел, но все делал как-то поперек, неловко и не в масть. То есть поступал так, как все честные люди поступают, которые не ведают того, что они честные. И извинялся Вячеслав Сергеевич все время и постоянно, когда надо и не надо, такое недоразумение ходячее.
А Славка, после окончательной взаимной идентификации с тряскими полуобъятиями и восторженным пиханьем друг друга кулаком в грудь, Славка привел Вадима в пустой рентгеновский кабинет, уставленный всякими страшненькими штуками, до тошноты знакомыми Вадиму. Славка изнутри завертел штурвал сейфового дверного замка, а потом полез в шкафчик и достал коробку, а из коробки – укупоренную колбу и поставил ее на металлический стол, весь на шарнирах.
– Как думаешь, это что? – торжественно спросил он Вадима.
– И думать нечего, – ответил тот. – Разливай, Славка.
– Сечешь, – обрадовался Славка и достал из той же коробки мензурки, кажется не мытые. Ну да ведь спирт же, ешкин кот! Продезинфицируется. А из закуски была одна вода из-под крана.
Они опрокинули за встречу по мензурочке, погудели приязненно вразнобой, вспоминая, опрокинули еще, продышались сквозь слезы – спирт забирал, забирал! Не то что нынешняя водка – вода, а не водка, пресная, как слеза ангела, или сладковатая, как райская роса. Вадим крякнул, мотнул головой, звякнул мензуркой о зеркальное железо стола, с отвычки передернул плечами и спросил:
– Слушай, Славка, а здешний директор – наш Сенька Шульман или какой другой? Не верится, что наш.
– Ну и зря не верится. Наш, – скривившись, ответил Славка. – Просто позор джунглям!
– Надо же. Наш. А ведь на курсе был последним раздолбаем! Стетоскоп чуть ли не тем концом приставлял, печень-селезень путал! Надо же. Главврачом в престижной клинике наш-то Шульман… Доктор наук, и метод у него свой. Как ты сказал? Позор джунглям? А почему вообще? Так плохо в Датском королевстве?
– Ой, да не спрашивай, – досадливо поморщился Славка. – Шульман… Чтоб его приподняло да бросило… Шулер он, Вадька, а не Шульман. Шулер! Лохотронщик. Такие дела, Вадька. Будь здоров.
– И ты будь, Славка. А почему Сенька шулер? Я тут отчеты читал: его метод дает отличные, прямо фантастические результаты. Все вранье, что ли, Славка? Нет, если вранье наполовину, так уже неплохо, уже метод…
– «Метод». Ты думаешь, метод? А я завистник? – горько покачал носом Славка и сказал початой колбе: – Нет у него никакого метода. Вернее, есть, и называется этот метод «лохотрон».
– Объясни, Славка, – слегка заплетающимся языком потребовал Вадим у той же колбы.
– А изволь, – взялся объяснять Славка колбе. – Все гениально просто. У нас же тут заведение коммерческое теперь стало. Понакупили всякой дребедени, ширпотреба всякого красивенького. Про кровать-массажер слышал уже, а?
– Неоднократно, – усмехнулся Вадим. – Похоже, тут в каждом отделении своя Кровать с большой буквы?
– Ну! И не только кровать. Вот тебе, слушай про метод Шульмана, Семена Аркадьевича. Метод и правда прост. Обращается к нам, скажем, человек, больной там или придумавший себе, что он болен, ну, знаешь сам, всякое человеку может показаться на почве стресса, а теперешняя рекламная популяризация всяких там чудо-препаратов способна и непрошибаемого толстокожего бугая довести до симптомов мастопатии или там пресловутой родовой горячки. Словом, является, болезный, к нам, прямо в пасть Ваалу, сказал бы я, забегая вперед. Назначают ему, болезному, обследование. О-го-го, какое обследование! Этапы большого пути. Томография, мониторинг, рентген, магнитный резонанс, иридодиагностика уж совсем не знаю зачем, бред какой-то, анализы – один, другой, третий, десятый… А кровь, мочу у нас анализируют на импортных приборчиках, якобы точнейших и способных самостоятельно ставить диагноз. А у этих импортных приборчиков засело в их дурацких электронных мозгах что-то среднестатистическое, и выдают они то, что им больше нравится. И получается, что больной практически здоров, но скорее мертв, чем жив. Чушь, короче говоря. Ну, это к слову. Я к тому, что ты должен понимать, сколько вся эта фигня стоит. И пока все это пройдешь, точно больным сделаешься.
Ну вот. Попадаются, конечно, и серьезные больные, и нормальный диагност таких больных просчитает и без всей этой канители. Так вот, таких лечить не берутся (кроме меня, дурака; так меня Феликс, чувствую, и погонит скоро поганой метлой). Не берутся, я говорю, а рекомендуют отправиться за рубеж туда-то и туда-то и лечиться там. Вернее, помирать чаще всего. То есть ты, Вадька, понимаешь, к чему я? Ответственность мы с себя снимаем, и летальных исходов практически ноль процентов. А тех, кто полегче или, господи прости, практически здоров, лечим, блин, сами! По уникальному методу Эс. А. Шульмана, заразы такого!
Славка тяпнул еще спирту и продолжил, утеревшись и занюхав рукавом, пропахшим дезинфекцией:
– Делаем назначения: десять – двадцать сеансов на закупленных аппаратиках, приятно пациенту и безопасно (а такие сеансы в хорошей бане на тех же самых аппаратиках стоят раза в три-четыре дешевле!) – плюс обычная несложная и эффективная терапия, инъекции там, капельницы, таблеточки, родная физиотерапия, кварц там, УВЧ, электрофорез… И больной, ежу понятно, излечивается, хвала Шульману! При этом куча приятно шуршащей зелени сыплется Шульману в карман. Вот так и никак иначе. Метод? Метод. Метод выкачивания денег, хм, относительно честный, как ты понимаешь. Никто же насильно в наш рай не тянет…
– Дела, – покачал головой Вадим, внимательно слушавший.
– Дела, – согласился Славка, снова уставившийся на колбу. – Сеня наш, между прочим, особенно любит голову лечить. Что там делается у нас в голове, и в «бехтеревке» не знают, доки. Одни предположения, если всякие там умные слова отбросить, почему у одних есть мигрень, а у других нет. То есть когда по голове треснули или когда опухоль, то понятно, почему голова болит. И то не факт. А в остальных случаях? Темный лес. А Сеня наш сердешный опухоли прямо обожает, само собой, мифические. У меня этих псевдоопухолей целая коллекция, фотоальбом. Целое досье на Семена Аркадьевича Шульмана, шикарный компроматец-с. Авось кто-нибудь когда-нибудь разоблачит метод доктора Шульмана.
– Славка, а ты сам? – спросил Вадим. – Слабо, что ли?
– Ну… Да, да. Да, слабо, Вадим, – потер переносицу Славка и глаза опустил в пустую мензурку. – Я боец стал никакой, после того как женился и детей завел. А у Сени нашего везде мохнатые лапы…И, в общем-то, он меня пригрел, когда мы с Машкой разве что с голоду не пропадали.
– Это с какой Машкой? Реутовой? Поженились, что ли? – слегка оживился Вадим.
– Поженились в конце концов. И у нас двое почти взрослых детей. А у современных почти взрослых детей потребности анормальные. И не говори мне о воспитании, все на генном уровне, как и эта их акселерация на нашу голову. Им всего и всегда мало, даже если через край. Вот какие дети пошли. Зачем, например, скажи, человеку два мобильника? Мне так и одного много, потому что эти трезвонят и опять чего-то просят, а чаще всего денег… Ох-х, Вадька!.. Так хочешь, покажу коллекцию мозгов?
