– Клянусь вам, – сказал старик Тут-Тут, – он видит, словно
Замороженный Билли (Billy-Be-Frigged).
– Ты еще ничего не видел, Тут, – ухмыльнулся Харри. –
Смотри.
Он залез в карман и вытащил кусочек сушеного ко-ричневого
яблока, завернутого в вощеную бумагу. Отло-мив кусочек, бросил на пол. Я
подумал, что сухой и твердый кусочек отскочит, отлетит в сторону, но мышо-нок
вытянул лапку и небрежно, как человек, гоняющий мух, чтобы убить время, сбил
кусочек на пол. Мы все громко засмеялись в восхищении, такой взрыв мог бы
спугнуть мышонка, но он даже не шевельнулся. Взяв ку-сочек сушеного яблока лапками,
он лизнул его пару раз, потом уронил и снова посмотрел на нас, словно говоря:
«Что ж, неплохо, а что еще есть?».
Тут-Тут открыл свою тележку, достал бутерброд, развернул и
оторвал кусочек мяса.
– Не беспокойся, – остановил его Дин.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Тут-Тут. – Неужели живая
мышь пропустит мясо, если его можно взять? Ты с ума сошел!
Но я знал, что Дин прав, и видел по лицу Харри, что он тоже
знает. Дежурили временные и постоянные надзиратели. Похоже, мышь понимала разницу.
Неверо-ятно, но факт.
Старый Тут-Тут бросил кусочек мяса вниз, и, конечно же,
мышонок не притронулся к нему, только понюхал и отодвинулся.
– Чтоб я пропал, – обиженно произнес старый Тут-Тут.
Я протянул руку:
– Дай мне.
– Что? Тот же бутерброд?
– Тот же самый. Я заплачу.
Тут-Тут протянул мне его. Я поднял верхний кусок хлеба,
оторвал еще кусочек мяса и бросил его через стол. Мышонок тут же подошел,
поднял мясо лапками и стал есть. Мясо исчезло в одно мгновение.
– Чтоб я сдох! – закричал Тут-Тут. – Дьявол! Дай-ка я!
Он выхватил назад бутерброд, оторвал гораздо больший кусок
мяса – не кусочек, а шматок – и уронил его так близко от мышонка, что
Вилли-Пароход чуть не надел его вместо шляпы. Он снова отошел, принюхался
(уверен, что ни одной мыши не удавалось заполучить такой лакомый кусочек во
время Депрес-сии – во всяком случае, в нашем штате), а потом посмотрел вверх на
нас.
– Ну, давай, ешь! – сказал Тут-Тут еще более обиженно. – Что
с тобой?
Дин взял бутерброд и бросил кусочек мяса – теперь это уже
стало походить на странную служебную процедуру. Мышонок взял его сразу и
заглотнул. Потом повернулся и ушел по коридору в сторону смирительной комнаты,
задерживаясь по дороге, чтобы заглянуть в пару пустых камер и проверить, что
там в третьей. Опять мне в голову пришло, что он ищет кого-то, и на сей раз я
прогнал эту мысль не так скоро.
– Я не буду об этом рассказывать, – произнес Харри. И было
не понятно, шутит он или нет.
– Во-первых, это никому не интересно, а во-вторых, никто и
не поверит.
– Он ест только из ваших рук, – изумился Тут-Тут. Он
недоверчиво покачал головой, потом с трудом наклонился, поднял то, что отвергла
мышь, сунул в свой беззубый рот и начался длительный процесс перетирания. – А
почему?
– У меня есть лучше вопрос, – сказал Харри. – Откуда он
узнал, что Перси нет?
– Это простое совпадение, – ответил я. – Случай-ность, что
мышонок появился сегодня.
Хотя со временем становилось все труднее верить, что это
случайность, потому что мышонок приходил только, когда Перси не было в блоке:
тот находился в другой смене или в другом конце тюрьмы. Мы – Харри, Дин, Брут и
я – решили, что он узнает Перси по голосу или по запаху. Мы, не сговариваясь,
старательно избегали разговоров о самом мышонке, потому что разговоры могли
испортить что-то особое... и прекрасное со всей его странностью и хрупкостью. В
конце концов, Вилли сам нас выбрал, а каким образом, я и сейчас после всех
событий не знаю. Наверное, Харри был ближе к правде, когда сказал, что не стоит
о нем рассказывать другим, не потому что они не поверят, а потому, что им все
равно.
Глава 4
Пришло время казни Арлена Биттербака, который на самом деле
был не вождь, а первый старейшина своего племени в резервации Ваишта, а также
член совета ирокезов. Он убил человека по пьянке, причем пьяными были оба.
Вождь размозжил голову собутыльника цементным блоком. Поводом для ссоры
послужила пара башмаков. Так что семнадцатого июля в то дождливое лето мой
совет старейшин постановил что его жизни – конец.
Часы приема посетителей в Холодной Горе были жесткие, как
прутья решетки, но для обитателей блока "Г" делали исключение.
Шестнадцатого Биттербак был препровожден в длинную комнату рядом со столовой –
«Аркаду». Она была разгорожена посередине сеткой, перевитой колючей проволокой.
Сюда к Вождю придут его вторая жена и те из его детей, кто хотел еще поговорить
с ним. Пришло время прощаться.
Туда его привели Билл Додж и двое временных. У всех
остальных была работа – за час надо было провести хотя бы две репетиции. Или
три, если удастся.
Перси не сильно протестовал, когда его на время казни
Биттербака поставили в аппаратную вместе с Джеком Ван Хэем, он еще не понимал,
хорошее или плохое место ему досталось. Но он знал, что у него будет квадратное
сетчатое окошко, через которое видна, правда, лишь спинка стула, но все равно
это достаточно близко, и можно увидеть летящие искры.
Прямо рядом с этим окошком на стене висел черный телефон без
рычажка и диска. Телефон мог только зво-нить, и звонить лишь из одного места –
кабинета гу-бернатора. Я столько видел фильмов про тюрьмы, в ко-торых телефон
губернатора оживал как раз в тот момент, когда все было готово к включению
рубильника для казни невиновного, но наш телефон не звонил ни разу за все годы
моей работы в блоке "Г" – ни разу. Это в ки-но спасение стоит дешево.
Как и невиновность. Платишь 25 центов и соответственно получаешь. Реальная
жизнь стоит дороже, и большинство ответов другие.
В туннеле у нас стоял портновский манекен, чтобы везти его в
рефрижераторе. Для всего остального у нас был старик Тут-Тут. С годами Тут-Тут
стал традици-онной заменой осужденного, такой же ритуальной, как гусь на столе
в Рождество, и неважно, любите вы гусятину или нет. Большинство охранников его
любили, им казался забавным его акцент – тоже французский, но канадский, а не
луизианский, причем смягченный за долгие годы жизни на Юге. Даже Брут радовался
выходкам старика Тута. А я нет. Мне казалось, что он своего рода старый и
потертый вариант Перси Уэтмора, человека слишком брезгливого, чтобы самому
жарить мясо, но в то же время обожающего запах жареного.
На репетицию собрались все те, кто будет участвовать в
казни. Брутус Ховелл был «выпускающий», как мы его называли, это означало, что
он надевает шлем, следит за телефонной линией губернатора, приводит доктора с
его места у стены, если понадобится, и в нужный момент отдает приказ «включай
на вторую». Если все проходит хорошо, благодарностей не объявляют никому. А вот
если не совсем хорошо, Брута будут ругать свидетели, а меня – начальник тюрьмы.
Никто из нас на это не жаловался – без толку. Просто земля вращается, и все.
Можно вертеться вместе с ней, а можно остановиться в знак протеста, и тогда тебя
сметет.
