Я оглянулся на Делакруа, все еще закрывающегося руками на
койке, чтобы защитить лицо. На запястьях его были наручники, а между лодыжек
проходила цепь. Потом повернулся к Перси.
– Иди отсюда, – сказал я. – Я поговорю с тобой позже.
– Это будет в твоем рапорте? – язвительно осведомился он. –
Если нет, то ты знаешь, я напишу свой рапорт.
Я не собирался писать рапорт, я только хотел, чтобы он
убрался с глаз. Что я ему и объявил.
– Вопрос закрыт, – закончил я. И увидел, что Брут смотрит
неодобрительно, но не придал этому значения. – Давай иди отсюда. Иди в
административный блок и скажи, что тебе надо прочитать письма и помочь с
упаковкой.
– Хорошо. – К нему вернулось самообладание (или эта дурацкая
надменность, служившая ему самооблада-нием). Он откинул волосы со лба руками – мягкими,
белыми и маленькими, как у девушки-подростка, а потом подошел к камере.
Делакруа увидел его и еще больше съежился на своей койке, бормоча на смешанном
англо-французском.
– Я еще с тобой разберусь, – бросил Перси, потом вздрогнул,
потому что почувствовал на плече тяжелую руку Брута.
– Нет, ты уже закончил, – сказал Брут. – А теперь иди на
воздух. Освежись.
– Ты меня не запугаешь. Нисколько. – Глаза Пер-си
остановились на мне. – И никто из вас. – Но, похоже, мы его напугали. Это было
ясно, как день, видно по его глазам, и от этого он становился еще опаснее.
Такой парень, как Перси, никогда не знает сам, что сделает в следующую минуту
или даже секунду.
Но тогда он повернулся к нам спиной и пошел по коридору
надменной походкой. Ей-Богу, он показал миру, что бывает, когда тощий плешивый
французик пытается лапать его член, и теперь уходил с поля сражения
победителем.
Я произнес заготовленную речь о том, как мы вклю-чаем радио
(«Фантастический бал» и «Воскресенье нашей девушки»), о том, что мы будем
обращаться с ним нор-мально, если он тоже будет вести себя нормально. Эта
маленькая проповедь была не самой успешной. Он все время плакал, сидя
скрючившись на своей койке, стараясь отодвинуться как можно дальше от меня и
при этом не упасть в угол. Он съеживался при каждом моем движении и скорее
всего слышал одно слово из шести. А может, и того меньше. Во всяком случае я не
думаю, что именно эта проповедь имела вообще смысл.
Через пятнадцать минут я опять был у стола, где с
потрясенным видом сидел Брутус Ховелл и слюнявил кончик карандаша из книги
посетителей.
– Ради всего святого, перестань, пока не отравился, –
одернул его я.
– Боже Всемогущий, – воскликнул он, опустив каран-даш. –
Чтоб еще раз такой гвалт при поступлении за-ключенного на блок? Ни за что!
– Мой папа всегда говорил, что беда не приходит одна и Бог
любит троицу.
– Надеюсь, твой папочка сильно ошибался по этому поводу, –
сказал Брут, но, увы, – это не так. Когда поступил Джон Коффи, была ругань, и
полнейшая буря, когда пришел Буйный Билл, – смешно, но, похоже, беды
действительно являлись по три сразу. Рассказ о том, как мы познакомились с
Буйным Биллом, как он, входя на Милю, пытался совершить убийство, еще предстоит.
И довольно скоро.
– Что это еще за история с попыткой Делакруа полапать его
член? – поинтересовался я. Брут фыркнул.
– Он был с цепью на ногах, а детка Перси тянул слишком
сильно, вот и все. Делакруа споткнулся и стал падать, когда выходил из фургона.
Он вытянул руки вперед, как все делают, когда падают, и зацепил одной рукой за
переднюю часть брюк Перси. Чистая случайность.
– А Перси понимает это, как ты думаешь? – спросил я. –
Может, он придумал это как отговорку, ему просто хотелось немного побить
Делакруа? Показать, кто здесь самый большой начальник?
Брут медленно кивнул.
– Да, наверное, так и было.
– Надо за ним следить. – Я запустил руки в волосы. Только
этого мне не хватало.
– Боже, как я ненавижу все. И ненавижу его.
– Я тоже. И знаешь что еще, Поль? Я его не понимаю. У него
есть связи, и это нормально, но почему он использует их для того, чтобы получить
работу на этой долбаной Зеленой Миле? А не где-нибудь еще в исправительной
системе штата? Почему бы не стать служителем в сенате штата или тем, кто
назначает встречи лейтенант-губернатору? Ведь наверняка его люди подыскали бы
что-нибудь получше, если бы он попросил. Тогда почему здесь?
Я покачал головой. Я не знал. Я тогда не знал так много.
Наверное, я был наивен.
Глава 8
После этого все пошло, как обычно... по крайней мере
какое-то время. В суде графства готовился суд над Джоном Коффи, и шериф
графства Трапингус Хомер Крибус муссировал идею, что суд Линча может немного
ускорить правосудие. Нам было все равно, в блоке "Г" мало обращали
внимания на новости. Жизнь на Зеленой Миле по-своему напоминала жизнь в
звуконепроницаемой комнате. Время от времени доноси-лись приглушенные звуки,
бывшие взрывами на поверхности, но ничего больше. Они не станут торопиться с
Джоном Коффи, они хотят убедиться, что это был именно он.
Пару раз Перси принимался издеваться над Делакруа, и во
второй раз я оттащил его в сторону и велел зайти ко мне в кабинет. Это был не
первый мой разговор с Перси о его поведении и не последний, но он диктовался ясным
пониманием того, что за фрукт этот Перси. У него сердце жестокого мальчишки,
который ходит в зоопарк не для того, чтобы узнать животных, а чтобы бросать в
них камнями.
– Оставь его в покое сейчас же, понятно? – сказал я. – Пока
не дам специального приказа, держись от него по-дальше.
Перси отбросил волосы со лба, потом пригладил их своими
изящными руками. Парню просто нравилось трогать волосы.
– Я ничего ему не делал. Только спросил, как он себя
чувствует после того, как сжег детишек, вот и все. – Перси посмотрел на меня
круглыми невинными глазами.
– Перестань, а то я напишу рапорт.
– Пиши, что хочешь, – засмеялся он. – А я потом напишу свой
рапорт. И посмотрим, чей окажется лучше.
Я наклонился вперед, сложив руки на столе и начал говорить
тоном, который мне казался дружески конфи-денциальным.
– Брутус Ховелл тебя не очень любит, – сказал я. – А когда
Брут кого-то не любит, то известно, что он пишет свой собственный рапорт. Он не
очень-то ладит с авторучкой и никак не перестанет лизать свой карандаш, поэтому
он напишет рапорт кулаками. И ты понимаешь, о чем я говорю.
Самодовольная улыбка Перси слегка потускнела.
– Что ты пытаешься этим сказать?
