Но она сказала: «Только не бросай писать из-за этого».
Я уставился на нее.
– Закрой рот, Пол, ворона залетит,
– Извини. Просто я... просто...
– Ты думал, что я скажу тебе прямо противопо-ложное, так?
– Да.
Она взяла мои руки в свои (так нежно-нежно – ее длинные
прекрасные пальцы с узловатыми ужасными суставами) и наклонилась вперед,
неотрывно глядя в мои голубые глаза своими карими, левый из которых был слегка
замутнен катарактой.
– Наверное, я слишком стара и хрупка, чтобы жить, – сказала
она, – но я еще не слишком стара, чтобы думать. Что такое несколько бессонных
ночей в нашем возрасте? Или привидение по телевизору, ну и что? Разве ты
никогда не видел привидений?
Я вспомнил о начальнике Мурсе, о Харри Тервиллиджере и
Брутусе Ховелле, подумал о матушке и о Джен, моей жене, умершей в Алабаме. Я
знаю, что такое привидения, точно знаю.
– Нет, – повторил я. – Видел, и не раз. Но, Элен, это был
просто шок. Потому что это был он.
Она снова поцеловала меня, потом встала, пошаты-ваясь и
прижимая ладони к бедрам, словно боясь, что суставы прорвутся сквозь кожу
наружу, если она сделает неосторожное движение.
– Я, пожалуй, не буду смотреть телевизор, – решила она. – У
меня есть лишняя таблетка, я ее берегла на черный день... или ночь. Я сейчас
приму ее и пойду опять спать. Может, и ты сделаешь то же самое.
– Да, наверное, тоже пойду, – сказал я. И на секунду вдруг
подумал предложить ей пойти вместе. Но потом увидел затаенную боль в ее глазах
и решил не делать этого. Потому что она может согласиться, и согласиться только
ради меня. Нехорошо.
Мы ушли из телевизионной комнаты (я не возвели-чиваю ее этим
названием, даже не иронизирую) рука об руку, я подстраивался под ее шаги, а она
шла медленно и осторожно. В здании было тихо, лишь только кто-то за одной из
закрытых дверей стонал во сне от кошмарного сна.
– Как думаешь, ты сможешь заснуть? – спросила она.
– Да, наверное, – ответил я, хотя, конечно же, не мог, я
лежал на кровати до рассвета, думая о «Поцелуе смерти». Я видел, как Ричард
Уайлдмарк, дико хохоча, привязывал пожилую леди к коляске, а потом сталкивал
вниз по лестнице. «Вот так мы поступаем со стукачами», – сказал он ей, и тут
его лицо превратилось в лицо Вильяма Уортона, такого, каким он был в тот день,
когда поступил в блок "Г" на Зеленую Милю:
Уортон хохотал, как Уайлдмарк, Уортон кричал: «У нас сегодня
праздник или что?» Я даже не стал завтракать после всего этого, я просто пришел
сюда в солярий и начал писать.
Привидения? Конечно.
Я знаю все о привидениях.
Глава 2
– Эй, ребята! – засмеялся Уортон. – У нас сегодня праздник
или что?
Все время крича и смеясь, Уортон снова принялся душить Дина
своей цепью. А почему бы и нет? Уортон знал то, что и Дин, и Харри, и мой друг
Брутус Ховелл: поджарить его можно лишь один раз.
– Бей его! – закричал Харри Тервиллиджер. Он бросился на
Уортона, пытаясь остановить все в самом начале, но Уортон его отбросил, и Харри
пытался подняться на ноги. – Перси, бей его!
Но Перси только стоял с дубинкой в руке, вытаращив глаза,
как суповые миски. Он так любил свою дубинку, вы скажете, что вот появился шанс
поработать ею, которого он искал с самого прихода в Холодную Гору. Но шанс
представился, а он был слишком напуган, чтобы воспользоваться им. Перед ним
оказался не перепуганный французик вроде Делакруа и не черный великан, который
вообще был словно не в себе, как Джон Коффи, перед ним стоял сущий дьявол.
Я выскочил из камеры Уортона, уронив бумаги и вы-хватив
пистолет. Второй раз за этот день я забыл про свою инфекцию, жгущую мне низ
живота. Я не сомне-ваюсь в правдивости рассказа остальных о том, что у Уортона
было безучастное лицо и отсутствующие глаза, как они потом говорили, но тот,
кого я увидел, был не Уортон. Я увидел лицо зверя – не разумного, а хитрого,
злобного... и веселого. Да. Он делал то, для чего был создан. Место и
обстоятельства значения не имели. А еще я увидел красное, раздувшееся лицо Дина
Стэнтона. Он умирал на моих глазах. Уортон увидел пистолет и по-вернул Дина
перед собой так, что при стрельбе я обя-зательно задел бы обоих. Из-за плеча
Дина сверкающий голубой глаз призывал меня выстрелить. Второй глаз Уор-тона
прятался за волосами Дина. Дальше я увидел Перси, замершего в нерешительности с
приподнятой дубинкой. И вот тогда в дверном проеме показалось чудо во плоти:
Брутус Ховелл. Он закончил перетаскивать оборудование лазарета и пришел узнать,
не хочет ли кто кофе.
Брут начал действовать без малейших колебаний: отодвинул
Перси в сторону, вжав в стену одним зубодробительным толчком, вытащил свою
дубинку из петли и со всей силой обрушил серию ударов по затылку Уортона правой
рукой. Послышался глухой звук, словно по скорлупе, как будто в черепе Уортона
совсем не было мозгов, – и наконец цепь вокруг шеи Дина ослабла. Уортон упал,
как мешок с мукой, а Дин отполз в сторону, хрипло кашляя, держась рукой за
горло, с вытаращенными глазами.
Я сел на колени возле него, но он резко покачал головой,
– Все нормально, – выдохнул он. – Следите... ним! – Он
показал головой на Уортона. – Закройте! Камера!
Я подумал, что после такого тяжелого удара Брута Уортону
понадобится не камера, а гроб. Но увы! – нам не повезло. Уортон был оглушен, но
далеко не покойник. Он лежал, растянувшись на боку, откинув одну руку, так что
пальцы касались линолеума на Зеленой Миле, закрыв глаза, дыхание его было
медленным, но ровным. На лице даже появилось подобие мирной улыбки, словно он
заснул под звуки своей любимой колыбельной. Тоненькая струй-ка крови стекала по
волосам, окрашивая воротник его но-вой тюремной рубашки. Вот и все.
– Перси, – сказал я. – Помоги мне!
Перси не шевельнулся, просто стоял у стены, глядя широко
открытыми испуганными глазами. Вряд ли он соображал, где находится.
– Перси, черт бы тебя побрал, а ну держи его!
Тогда он сдвинулся, а Харри помог ему. Втроем мы перетащили
бесчувственное тело мистера Уортона в камеру, пока Брут помогал Дину подняться
и держал его по-матерински нежно, а Дин в это время наклонялся вперед и
заглатывал в легкие воздух.
Наш новый «проблемный ребенок» не просыпался почти три часа,
а когда проснулся, то оказалось, что мощный удар Брута не оставил никаких
следов. Уортон двигался, как и раньше – быстро. Только что он лежал на койке,
словно мертвый, а в следующую секунду уже стоял у решетки – молча, как кот, – и
смотрел на меня, пока я сидел за столом дежурного и писал рапорт о
происшествии. Когда в конце концов я почувствовал взгляд и поднял глаза, он был
тут как тут, с улыбочкой, демонстрирующей ряд почерневших и уже поредевших
гнилых зубов. Я вздрогнул, увидев его. Я старался этого не показать, но
по-моему, он понял.
