– Эй, холуй, – бросил он. – В следующий раз твоя очередь. И
я не промахнусь.
– Привет, Уортон, – сказал я как можно спокойнее. – При
таких обстоятельствах, думаю, можно пропустить приветственную речь, правда?
Его ухмылка стала шире. Он ожидал иного ответа, да и я
ответил бы иначе при других обстоятельствах. Но пока Уортон был без сознания,
кое-что произошло. Думаю, это то самое важное, ради чего я исписал уже столько
страниц. А теперь посмотрим, поверите ли вы.
Глава 3
После происшествия с Уортоном Перси вел себя тихо и лишь
однажды наорал на Делакруа. Наверное, он вел себя так из-за потрясения, а
совсем не из чувства такта; по-моему, Перси Уэтмор знал об этом чувстве не
больше, чем я о племенах Черной Африки, но все равно, это было приятно. Если бы
он попытался возмущаться по поводу того, что Брут толкнул его об стену, или
оттого, что никто не сообщил ему о таких паиньках, как Буйный Билли Уортон,
иногда поступающих в блок "Г", ему бы точно не сдобровать. И тогда мы
смогли бы пройти Зеленую Милю совсем по-другому. Смешно, если вдуматься. Я
упустил возможность побывать в шкуре Джеймса Кэгни из «Белой жары».
Хотя мы были уверены, что Дин сможет дышать, а не свалится
замертво тут же, Харри и Брут все-таки отвели его в лазарет. Делакруа, молча
наблюдавший за происходящим (а он провел в тюрьме много лет и знал, когда нужно
держать рот закрытым, а когда относительно безопасно его снова открыть), стал
громко кричать в коридор, пока Харри и Брут выводили Дина. Делакруа
интересовало, что случилось. Можно подумать, нарушали его конституционные
права.
– Слушай, ты, заткнись! – огрызнулся Перси так разъяренно,
что на шее набухли жилы. Я дотронулся до его плеча и почувствовал, что он
дрожит под рубашкой. Отчасти это объяснялось обычным страхом (хочу себе
напомнить, что одна из проблем с Перси состояла с том, что ему был всего
двадцать один год, чуть больше, чем Уортону), но дрожал он все-таки в основном
от злости. Он ненавидел Делакруа. Не знаю, за что и почему, но это так.
– Пойди узнай, на месте ли начальник Мурс, – сказал я Перси.
– Если да, то дай ему полный отчет о том, что произошло. Скажи, что мой
письменный рапорт он получит завтра утром, если я успею его составить.
Перси надулся от важности. На секунду мне показалось, что он
возьмет под козырек.
– Есть, сэр, сделаю.
– Начни с того, что обстановка в блоке "Г"
нормаль-ная. Это не детектив, и начальнику не очень понравится, если ты будешь
вдаваться в подробности и нагнетать на-пряжение.
– Я не буду.
– Ладно. Иди.
Он пошел уже к двери, но повернул назад. Нужно было всегда
иметь в виду его чувство противоречия. Я безумно хотел, чтобы он убрался, боль
в паху становилась нестер-пимой, а он, похоже, не очень хотел уходить.
– С тобой все в порядке, Пол? – спросил он, – У тебя
лихорадка? Подхватил грипп? У тебя все лицо в испарине.
– Может, я и подхватил что, но в основном, все в порядке, –
сказал я. – Иди, Перси, доложи начальнику.
Он кивнул и ушел – слава Богу за маленькие милости. Как
только дверь закрылась, я бегом рванул в свой кабинет. Оставлять стол дежурного
без присмот-ра – это нарушение правил, но мне было не до того. Мне было плохо,
почти так же, как утром.
Я успел добежать до туалета и справиться со штанами до того,
как полилась моча, но я едва успел. Одну руку я прижал ко рту, чтобы сдержать
крик, а другой не глядя ухватился за край умывальника. Здесь не дом, где можно
упасть на колени и сделать лужу у поленницы, если бы я упал на колени тут, моча
залила бы весь пол.
Мне удалось не упасть и не закричать, но я был очень близок
и к тому, и к другому. Казалось, моча наполнена мельчайшими осколками стекла.
Запах, исходивший от унитаза, был затхлый и неприятный, и я увидел что-то
белое, наверное гной, расплывающийся по поверхности воды.
Я снял с крюка полотенце и вытер лицо. Пот заливал меня,
лихорадка выходила вместе с ним. Взглянув в зеркало, я увидел пылающее от жара
лицо. Интересно, какая температура, градусов тридцать восемь? Или тридцать
девять? Наверное, лучше не знать. Я повесил полотенце на место, спустил воду и
медленно прошел через кабинет к двери, ведущей в блок камер. Я боялся, что Билл
Додж или кто-нибудь еще зайдет и увидит, что трое заключенных без присмотра, но
в блоке было пусто. Уортон все еще лежал без сознания на своей койке. Делакруа
молчал, а Джон Коффи, я вдруг понял, вообще никогда не издавал звуков. Никаких.
И это настораживало.
Я прошел вниз по Миле и заглянул в камеру Коффи, уже начиная
подозревать, что тот покончил с собой одним из двух принятых на Этаже Смерти
способов: повесился на собственных брюках либо перегрыз себе вены. Оказалось,
ничего подобного. Коффи просто сидел на койке, положив руки на колени, – самый
крупный человек из всех, что я видел в жизни, и смотрел на меня своими нездешними
влажными глазами.
– Капитан, – позвал он.
– В чем дело, парень?
– Мне нужно вас увидеть.
– А разве ты сейчас меня не видишь, Джон Коффи?
Он ничего не ответил, продолжая изучать своим стран-ным
влажным взглядом. Я вздохнул.
– Сейчас, парень.
Я посмотрел на Делакруа, стоящего у решетки своей камеры.
Мистер Джинглз, его любимец – мышонок (Делакруа всем говорил, что это он научил
Мистера Джинглза делать трюки, но мы, те кто работал на Зеленой Миле, все равно
оставались едины во мнении, что Мистер Джинглз научился сам), без остановки
прыгал с одной вытянутой руки Дела на другую, как акробат, совершающий прыжки
под куполом цирка. Глаза сверкали, уши были прижаты к маленькой коричневой
голове. Я не сомневался, что мышь реагирует на нервные импульсы Делакруа. Пока
я смотрел, мышонок сбежал по штанине Делакруа на пол и побежал в стене, где
лежала ярко раскрашенная катушка. Он прикатил ее к ноге Делакруа и выжидающе
глядел вверх, но французик не обращал в этот момент внимания на своего дружка.
– Что там, босс? – спросил Дэл. – Кто пострадал?
– Все нормально, – ответил я. – Наш новый мальчик показал
когти, но сейчас он смирный, как овечка. Все хорошо, что хорошо кончается.
– Еще не кончилось, – сказал Делакруа, глядя в ту сторону
коридора, где лежал Уортон. – L'homme mauvais, c'est vrai[Плохой человек, это
видно (фр.).]!
– Ну не расстраивайся так, Дэл, – успокоил его я. – Никто
ведь не заставляет тебя играть с ним во дворе в скакалочки.
За спиной послышался скрип койки – поднялся Коффи.
